Сесиль называлась «дургасана». Это уже какая-то связь, но с кем или с чем?

Мерш опустил револьвер – у него затекла рука.

– Вы его прятали здесь?

– Никому не дозволено отказывать шакта.

– Где он был?

– В яме под входным пилоном.

Сыщик искренне удивился. Индус говорил гнусаво, в нос, распухший от удара; кровь стекала ему на подбородок.

– Говорите все, что знаете.

– Шакта… они опасные. Они обладают властью. Это чародеи, колдуны…

Ну, эти бредни сыщика не интересовали.

– Что он вам сказал?

– Ничего не сказал. Садху не говорят, они только молятся.

– Когда он отсюда ушел?

– Полчаса назад.

Вот это важная информация: значит, садху не мог быть убийцей Сесиль. Но почему он бродил в районе Шарлети? Следил за убийцей? Или за Сесиль?

– Этот ваш… шакта… он что, живет в Париже?

– Мы не знаем.

– А есть в Париже другие шакта?

– Нет. Шакта нечего делать здесь, на вашей нечистой земле.

Мерш шагнул вперед, и оба индуса попятились.

– Назовите мне имя или место, хоть что-нибудь, что поможет разыскать этого парня.

Секунда молчания, потом раздался ответ:

– Дхритиман Гупта.

– Учитель йоги?

– Да. Он бенгалец. У них общие боги. В их сердцах живет Кали.

57

Некоторые сыщики дают информации созреть.

А вот Мерш ковал железо, пока горячо, с риском обжечь себе пальцы.

Запрыгнув в свою дряхлую «дофину», он направился в Десятый округ – нужно было поспеть туда к четырем утра. Париж еще спал, безмятежный, как озеро в дымке с теплыми стоячими водами. Город-призрак, казавшийся неживым…

Как ни странно, эта мнимая заброшенность придавала ему некую трогательную безыскусность…

Мерш вел машину почти вслепую, следуя за лучами фар и глотая одну за другой взбадривающие таблетки. Улица Паради… Он поставил свою колымагу возле груды пустых ящиков и отбросов, вышел из нее – и в горле тотчас запершило от удушливого зловония.

Париж спал. И загнивал во сне…

Ну и где же этот распроклятый центр? Внезапно он углядел его между двумя лавками с темными витринами. Узкий деревянный фасад темно-красного цвета с финтифлюшками и зубцами в каком-то восточном стиле напоминал дворец магараджи, какими их изображают в дешевых фильмах. В первый раз он даже не успел заметить это сходство.

Мерш обследовал замочную скважину застекленной входной двери: открыть – пара пустяков. Глянув направо и налево (улица была такой безлюдной, что хоть разбирай здешнюю мостовую и увози булыжники!), он вытащил свою отмычку. Каждый сыщик в душе – взломщик, любитель ночной жизни и воровства.

В несколько секунд он проник внутрь здания и снова чуть не задохнулся – на сей раз от запаха серы, смешанного с острыми ароматами карри… Или чего-то другого – он в этом не разбирался и мог определенно сказать только одно: тут воняло тухлыми яйцами и восточной кухней… Бесшумно прикрыв за собой дверь, он пересек тесную приемную. В ней было темно, но он все-таки различил письменный стол и плакаты на стенах – с изображениями дворцовых руин и каких-то многоруких богинь.

Открыв дверь в дальнем конце помещения, он обнаружил пустую комнату – видимо, помещение для занятий йогой. Запах становился все назойливее, он царапал горло, превращая его в тесный раскаленный туннель. Мерш с трудом удерживался от кашля и думал: уж не скрывается ли здесь какой-нибудь термальный источник?

Следующая дверь… Она вела в просторный зал, отделанный керамической плиткой, – нечто вроде городского бассейна, с мягким светом и шестью узкими водоемами – по три справа и слева, также с кафельными стенками.

Они слегка напоминали саркофаги (только с логотипом «Леруа-Мерлен»), разделенные занавесками из непрозрачного полиэстера, которые вздрагивали от дуновений вентилятора. Каждый из водоемов был заполнен чем-то вроде зеленоватой пузырившейся тины, – казалось, она тихонько кипит. Сыщик шагнул вперед, прямо в это пекло. Ничего общего с Индией или с парижской школой йоги. Скорее всего, это был зал эзотерического лечения – на базе серных паров и вулканической грязи.

Мерш ожидал найти здесь нечто вроде спальни, набитой индусами, среди коих скрывается и его садху. Или какое-нибудь святилище со следами человеческих жертвоприношений. А вместо этого очутился в сауне, полной какой-то вонючей грязи.

Сам не зная зачем, Мерш прошел вглубь помещения; две ступеньки, следующий зал: такие же кафельные стены, а в дальнем конце – черная противопожарная дверь. Конец экскурсии! Мерш обливался потом, однако вместо ощущения, что он от него избавляется, ему чудилось совсем другое: словно этот пот, выйдя наружу, сразу проникал обратно во все его поры, но уже пропитанный ядовитыми миазмами, насыщавшими атмосферу.

Мерш вытер взмокший лоб и взялся за дверную ручку: дверь оказалась запертой. Внезапно его охватило безумное желание оказаться снаружи, вдохнуть прохладный ночной воздух… Нужно выйти отсюда, выбраться во что бы то ни стало…

Сыщик обернулся и… увидел невообразимое.

Из одного саркофага вдруг поднялась рука. Мерш уставился на пальцы, которые нащупывали колышущуюся занавеску. И тотчас же из второго бокса вынырнули другие руки, а за ними, из следующих бассейнов, еще и еще…

Господи боже – неужели в каждой из этих грязевых ванн лежал человек?! И теперь они возникали перед ним – все эти первобытные существа. Их ноги мерно двигались в его сторону. Мерш похолодел от ужаса, услышав это скольжение ступней по кафельному полу, эти жуткие, чавкающие звуки шагов и шлепков целебной грязи, смешанные с гудением вентиляторов.

Он кинулся бежать. Не оборачиваясь, пересек зал. И если не вопил, то лишь потому, что едкие миазмы перехватили ему горло.

Добежав до двери – той, в которую он вошел, – сыщик оглянулся: любопытство все-таки пересилило страх. Пол-оборота направо…

Из «саркофагов» уже вышли все шестеро купальщиков.

Нагие, облепленные грязью, безликие и безглазые, они надвигались на него – незавершенные статуи, создания из вязкой тины, мокрые, отвратительные, незрячие… Мерш судорожно тряс дверную ручку. Безрезультатно – так же, как и с предыдущей. А силуэты за его спиной уже приближались – медлительные, грозные… И каждый из них держал оружие, облепленное тиной, – нож, серп, саблю…

Наконец сыщику удалось распахнуть створку (нужно было приподнять ручку, а не жать на нее). Он стремглав промчался по приемной и рывком – словно выныривая на поверхность – выскочил наружу.

«Дофина»… Мерш выбежал на улицу. И с трудом разглядел машину.

Бросился в салон. Рванул рычаг и отъехал, даже не успев втянуть в салон другую ногу.

На полном ходу сыщик ухитрился открыть все окна – и передние, и задние. Его все еще преследовали запах серы и пережитый ужас. Он мчался прочь – с развевающимися на ветру волосами, упираясь ногой в педаль, без цели, без единой мысли.

Просто-напросто живой.

Дышать – этого уже было достаточно.

Более чем достаточно.

58

Жан-Луи Мерш жил на маленькой улочке Тринадцатого округа, граничившей с Четырнадцатым; она носила имя Леон-Мориса Нордманна и находилась в нескольких шагах от бульвара Араго и улицы Гласьер, а главное, рядом с тюрьмой Санте, которая, казалось, все время заговорщицки