трогательно: казалось, присутствующие – и молодые и пожилые – совершенно равнодушны к бурным современным событиям там, снаружи. Они жили в мире древних мифологий и рукописей, насчитывавших многие тысячелетия, написанных на языках, знакомых только горстке специалистов. А всякие демонстрации и политические требования ровно ничего для них не значили – не то что индийская космология…

Но больше всего Николь понравился запах старинных пыльных фолиантов, к которому примешивались запахи истертых столов и выщербленного паркета. Все вместе это составляло биотоп, который она обожала, – аромат науки. Ей давно не терпелось вернуться в замкнутое, загадочное царство мысли, путь в которое всегда начинался с интимного занятия, именуемого чтением.

Однако сейчас ей нужно было сосредоточиться на другом – и в первую очередь на Жан-Луи, который никогда в жизни не общался с шестидесятилетними профессорами и понятия не имел ни о языке бенгали, ни об инкарнациях Вишну в современном Париже.

Впрочем, не успела она опомниться, как Мерш вытащил свои жуткие фотографии; он успел уже раздобыть и снимки трупа Сесиль. Профессор Трипети стоял, нагнувшись над фотографиями, придерживая свои очочки (круглые, разумеется), и смотрел так, словно не мог поверить в правдоподобие того, что видит.

– Что это вы мне показываете?!

– В течение одной недели, – сдержанно ответил Мерш, – убийца прикончил двух молодых женщин. И позаботился придать их трупам такие вот оригинальные позы. Что вы об этом думаете?

Трипети выпрямился:

– Но… ничего не думаю…

И тут вмешалась Николь – нужно было срочно разрядить обстановку:

– Скажите, профессор, это не напоминает вам позы йоги?

– Йоги? Но это отнюдь не моя специальность.

Голос старика звучал так хрипло и неуверенно, словно у него перехватило горло от ужаса.

– Профессор, ну постарайтесь!

– Гм… такие позы могли бы напоминать… э-э-э…

– Что именно? – резко спросил Мерш.

Трипети вздрогнул, но ответил без малейших колебаний:

– Вот это – «поза дерева»… А вторая – ее называют дургасана – по имени богини Дурги.

– Что еще?

– Но это не традиционная поза.

– Объясните.

Профессор отступил и поправил очки.

– Скажите же наконец, кто мог сотворить такое?!

– Следствие только началось, профессор. Ответьте на наши вопросы, пожалуйста, и мы сможем продвинуться дальше. В чем именно эта поза не традиционна?

– Ну, во-первых, в Индии йога – это мужское занятие. На протяжении многих веков она была запрещена женщинам. И только с тех пор, как ею заинтересовались на Западе и ее начали практиковать «белые люди», этим стали заниматься индийские женщины.

– Но что означает эта поза? И эта богиня?

– Видите ли, не очень типичен и сам факт обращения к этой богине.

– А эта… Дурга… кто она?

Трипети пожал плечами:

– Индусская космология очень сложна! Даже не знаю, что вам сказать…

Мерш подошел вплотную к старику. Чувствовалось, что он сдерживается из последних сил.

– Профессор, я повторяю: убийца нанес уже два удара. И он на этом не остановится. Так что, прошу вас, постарайтесь объяснить!

Индолог с трудом перевел дыхание. Сейчас его сходство с профессором Турнесолем[78] особенно бросалось в глаза.

– Дурга – сестра Кришны и супруга Шивы. Это богиня-девственница, богиня с черным телом, отражением темно-синего тела Кришны. У нее множество лиц, множество имен. Она может зваться Бхаирави (Ужасной), Кали (Черной) или Шанди (Свирепой)… Дурга отличается крайней жестокостью, но это позитивная жестокость, позволяющая достигнуть возрождения.

Мерш схватил одну из фотографий Сесиль и сунул ее под нос Трипети:

– А что вы можете сказать об этой позе?

– Об этой… ничего! Я не знаю… Тот, кто это совершил, просто безумен, он…

Но тут вмешалась Николь, желавшая убрать из беседы излишнее напряжение:

– Скажите, а вот эта поза и эта богиня не указывают ли нам на тантризм?

Трипети как будто слегка растерялся, услышав этот термин, но потом медленно проговорил:

– Да, Дурга действительно является символом тантрических оргий, однако вы затронули невероятно широкую область концепций и понятий! На вопрос о тантризме существуют сотни ответов.

– Так все же, – настойчиво повторил Мерш, словно не слыша собеседника, – тантризм – что это?

Профессор, который глядел на трупы Сюзанны и Сесиль с относительным хладнокровием, сейчас, под гнетом прямого вопроса, был вынужден сесть.

– Ну как вам сказать… – промолвил он после недолгого размышления. – Вы, несомненно, знаете, что одна из основных религий индуизма содержит в себе цикл реинкарнаций. Душа человека является пленницей бесконечной череды этих возрождений, которые вынуждают его существовать в земном мире, в так называемой сансаре[79] – источнике несчастий и страданий. Мы живем, мы действуем, и каждый наш поступок оказывает влияние на наши последующие жизни. Эту неразрывную цепь, эту серию причин и следствий как раз и называют кармой. Высшая цель индуизма – как, впрочем, и буддизма – вырваться из этого заколдованного круга, спастись от бесконечной фатальности бытия.

– Что-то больно расплывчато, – заметил инспектор.

Однако Николь сочла это определение профессора абсолютно ясным.

– Лучший способ освободиться, – продолжал тот, – это отречься от земного мира с его соблазнами и иллюзиями. Вот почему аскеты – свами и садху – считаются людьми самыми близкими к достижению небытия, иными словами – мокши. И разумеется, эротика, напротив – одна из главных опасностей сансары. Вожделение отвращает человека от поиска идеала, ибо оно обрекает его, так сказать, на опасные иллюзии…

– И все равно я не понимаю…

Профессор прищелкнул языком, словно переворачивая страницу книги.

– Тантризм основан на противоположной точке зрения. Именно в повседневных обычных функциях, особенно в сексуальной сфере, человек может обрести освободительную энергию, путь к тому, что называется мокша.

– А это как-то связано с шакти?

Николь даже вздрогнула: откуда Мершу известен этот термин? Неужели он изучал индуизм этой ночью? Ей трудно было представить инспектора, склонившегося над фолиантами. До сих пор она вообще думала, что сыщик за свою жизнь не прочитал ни единой книги.

– Вот именно. Индуисты полагают, что шакти – жизненная энергия – таится в глубине души каждого человека. Это то, что у них называется Кундалини или же Кундалини-шакти. Индусы полагают, что она скрывается в нижней части позвоночника в виде уснувшей змеи…

Мерш выслушивал эти откровения с брезгливой гримасой. Они все время уводили его далеко от реального мира, который он так хорошо знал, – мира рациональных преступлений с ясными мотивами, свидетелями, уликами…

И он постарался вернуть собеседника к реальности, спросив:

– Как вы полагаете, в Париже существует тантрическая секта?

– Нет. Здешнее индусское землячество невелико, а индусов с северо-востока вообще раз-два и обчелся.

– А можно ли допустить, что какой-нибудь садху поселился в Париже?

Трипети фыркнул:

– Садху не летают на самолетах! Они, конечно, странствующие аскеты, но передвигаются только пешком или на поездах. А садху в Париже?.. Да это все равно что бенгальский тигр на улицах Латинского квартала!

Наступило короткое молчание. Казалось, Мерш размышлял – Николь видела, как у него ходят желваки под кожей…

– Скажите, эти ваши тантрические индуисты – они признают человеческие жертвоприношения?

– Когда-то, очень давно, признавали. Но в наше время в жертву приносят разве что коз.

Сыщик