Сосредоточенное лицо расчертили редкие резкие морщины, в глубине темных глаз как будто мерцали далекие звезды. Составленное Вереском письмо размокло и читалось с трудом, но, к счастью, должность кир-филака обязывала Ликурга знать языки соседних стран. Ноланд поднялся на ноги и представился на языке клеттов. Его владение альтурусом этим ограничивалось. Ликург одобрительно кивнул и, видя состояние Ноланда, предложил ему лечь обратно.

– Патрульный, которого я привез, жив? – спросил Ноланд уже на баргенике. – Люди говорят, клеттские лекари могут вылечить все.

– Ошибаются, конечно. Хотят верить, что где-то на земле живут чудотворцы. Но в лазарете обещали, что филак Андроник поправится. Он жив благодаря тебе. Как все произошло?

Ноланд рассказал историю про встречу на дороге и вуивра. Вспомнив ночное бегство, он уточнил:

– Вуивр может атаковать форт?

– Нет. Огненный страж перед воротами отпугивает любых чудовищ.

– Я читал про эти машины, выпускающие пламя на десятки метров, – сказал Ноланд с восхищением. – Их изобрели в Четвертую эпоху и применяли для обороны крепостей.

– Да. И применяем до сих пор.

Ликург некоторое время молчал, затем посмотрел Ноланду в лицо и сказал:

– Отправляя отряд филаков в ночь, я сильно рисковал. На обратном пути кха-зухия едва не погубила вас всех. Все обошлось благополучно, ты спас Андроника. Нам дорог каждый филак, но Андроник – мой сын. Я тебе благодарен и обязан.

– Я рад, что оказался в нужное время в нужном месте и смог помочь, – сказал удивленный Ноланд. – Но если бы нас не встретил отряд, все кончилось бы плачевно…

– Условия и события от людей не зависят, – сказал кир-филак. – Имеет значение личный выбор и поступки. Ты решил отправиться в наш форт и решил спасти раненого.

Ноланду стало неудобно. Любой ответ казался ему либо излишней скромностью, либо бахвальством, поэтому он переменил тему.

– Что скажете насчет лалла – слабого места вуивра? Вам эти сведения полезны?

– Мы не видели у кха-зухии красного камня. Возможно, он скрыт под броней. Я действительно никогда не слышал о камне и проведу инструктаж всем филакам. Если ты и в этом окажешься помощником, то определить твою награду станет поистине сложно!

– Я не рассчитывал на вознаграждение, а лишь хотел попробовать поступить так, как поступали путники и герои в былые времена.

– Бескорыстный поступок прекрасен. Доброе дело зачтется тебе свыше. Но наша благодарность в ответ тоже станет добровольным делом, которая зачтется и нам.

Ноланд осознал, что проделал путь к форту на чужой лошади и до Вереска путь неблизкий.

– По большому счету мне нужна только ночевка и горячая еда, но также мне пригодилась бы лошадь, чтобы продолжить путь.

Ликург хмыкнул.

– Предоставить кров путнику наша обязанность, а что касается лошади Андроника, думаю, это меньшее, что он может предложить за свое спасение. Она твоя. Мы продолжим этот разговор завтра утром, когда ты будешь выспавшимся и сытым, способным трезво осознать свое исключительное положение.

Утро наступило уже через два часа. Выпив перед сном предложенный травяной отвар, Ноланд проснулся бодрый и с ясным сознанием. Разбудивший филаков дежурный показал ему, где что находится. Ноланд умылся накопленной в специальных резервуарах дождевой водой и зашел в столовую, где ему подали горячий хлеб с инжиром и кашу, в которую клетты добавляли по вкусу либо мед, либо смесь оливкового масла и уксуса. Все встреченные по пути филаки приветствовали Ноланда почтительным поклоном головы и постукиванием по своему ордену-фаларону, который бывал не только из электрума, как у Ликурга и его сына Андроника, но и медным, бронзовым, серебряным – в зависимости от звания филака.

Ноланд поднялся на стену. Было пасмурно, хотя дождь прекратился и порой выглядывало солнце, словно проверяя, как там люди без него обходятся, скучают ли. Пахло свежестью, мокрым камнем и дымом от фортовой кухни. В тоге с непривычно короткими и широкими рукавами было прохладно от утреннего ветерка. Ноланд подумал, что со своими вьющимися волосами и в тоге он сейчас похож на клетта, только безбородого.

Форт представлял собой круглое здание с плоской крышей, обнесенное круглой же стеной более широкого диаметра. Центральное здание было построено из мрамора светлых оттенков и походило на башню, но высотой всего в три этажа, здесь находился штаб, казармы, лазарет и столовая. Над парадной дверью колыхалось знамя с изображением мускулистого мужчины, стоящего по пояс в скорлупе исполинского яйца, вторую половину которого он держал над головой, как будто только что вылупился. Герб Эпимахии клеттов говорил о преодолении границ личности и познании мира. Стену форта сложили из уступающего мрамору в благородстве, но более надежного серого гранита. Между зданием и стеной проходила закольцованная улица, вдоль внутренней части стены располагались хозяйственные постройки. Все выглядело эстетично и функционально.

Остановившись над воротами, Ноланд увидел снаружи огненного стража – каменную башенку высотой с человеческий рост, из которой по четырем сторонам света торчали покрытые гарью металлические трубки. Внешне механизм выглядел просто, однако внутри скрывалась хитроумная система подачи горючего газа под давлением. При осаде форта страж мог выпустить струю огня на десять метров, отпугнуть или уничтожить даже самых опасных чудовищ. К сожалению, агрессия вуивра сочеталась с хитростью и осторожностью, и к огненному стражу он вчера не приблизился.

Ноланда окликнули. Он покрутил головой и заметил, что на крыше штаба стоит Ликург и зовет к себе. Ноланд спустился, пересек крепостной двор и, пройдя через все этажи центрального здания, поднялся на смотровую площадку. Ликург стоял рядом с телескопом внушительных размеров, который сейчас был направлен не в небо, а на горизонт. По краям площадки, блестя полированной бронзой, размещались телескопы поменьше. Ноланд в очередной раз подивился страстью клеттов к естествознанию: даже форт у них выполняет функцию обсерватории, а филаки-пограничники собирают научные данные.