обладающего телом… телом человека, которого впоследствии можно будет опознать? Чтобы тот, кого впустят, оставил за собой чёткие следы? Ведь если тот попадёт внутрь сейчас, система всё равно это запомнит…

Фигура тощего была едва различима в царящих кругом сумерках – вокруг было ещё почти совсем темно, только далеко-далеко над зубчатой кромкой далёких гор виднелись первые робкие проблески близящегося рассвета. Слышно было, как шумят кроны деревьев и как звонко перекликаются первые утренние птицы.

Существо шагнуло ближе, и в ноздри Яну ударил резкий кисловатый запах, будто от подгнивающей древесины.

– Впусти-и…

При звуках глухого, задыхающегося голоса по спине Яна, от шеи до копчика, вновь пробежал лёгкий холодок, без труда пробравшийся под толстое драповое пальто. Сознание на секунду поплыло; плечи мужчины покрылись мурашками, и он почувствовал, как встают дыбом волоски на руках. Он знал, что стоит ему только приложить ладонь к считывающему сканеру, как дрожь отступит, и пропадут с горла незримые сжимающиеся клещи, потому что он выполнит приказ покровителя.

Если же он продолжит тянуть…

– Впус-сти…

В мертвенном свете вделанных в стену фонариков лицо стоящего напротив походило на уродливую карнавальную маску. Яна познабливало; руки его стыли от резких порывов сырого, пахнущего снегом и хвоей осеннего ветра.

…холод может превратить человека в лёд и заморозить боль. Но ненадолго, совсем ненадолго, потому что придёт буря и опрокинет ледяную статую, чтобы потом расколоть её на мелкие кусочки…

Ян медлил, отчаянно пытаясь удержать ускользающее ощущение реальности. Он отчётливо понимал, что перед ним сейчас стоял не человек… почти уже не человек. Огрызок разумной души, манекен, биоробот… Мужчине уже приходилось видеть таких рядом с покровителем – практически лишённых собственного сознания, способных лишь выполнять команды, одновременно страшных и жалких.

Внезапно Ян понял, что ему следует делать.

– Озвучь свою задачу… – отрывисто велел он, припоминая интонации капрала Мицкевича, запомнившиеся ему ещё со времён службы в армии.

Приказной тон мог подействовать сейчас, ведь покровитель всегда повторял, что у Яна сильное сердце… и за три года мужчина успел понять: для ТЕХ сил эти слова означали, что при других обстоятельствах покровитель и впрямь мог бы дать ему право приказывать таким вот тварям.

Ян не ошибся. Существо отшатнулось и затем нерешительно оскалило покрытые коричневыми пятнами зубы.

– Убить… – послушно отозвалось оно.

Сердце оглушительно бухнуло, словно Ян стоял сейчас на узеньком мостике над пропастью, в которой бушевали ядовитые волны… вздымались, крушили всё вокруг себя, а небо давно уже порвалось, и из него неудержимыми потоками хлестали чьи-то крики…

Сосредоточься, Янек. Сохраняй ясную голову. Как на операции, когда делаешь первый надрез. Что бы они ни задумали, у тебя всё ещё есть – слышишь, всё ещё есть! – возможность на это повлиять…

– Подробнее, холера!

– Он будет активирован а-а-а… а-автоматически, – тощий вытянул из кармана драного резинового плаща маленький продолговатый предмет размером с косточку от авокадо. – Но для активации нужно человеческое тело. А у меня-я-я… человеческое тело.

– А дальше?

– А дальше всё… всё произойдёт само собой, – существо говорило монотонно и вяло, словно бы слово в слово повторяя надиктованный кем-то текст, смысла которого совершенно не понимало. – Мукоровые споры прорастут… а после детонации образца остальные споры тоже попадут в воздух…

«Мукоровые споры», – повторил про себя Ян, чувствуя подступающую к горлу тошноту.

«Боже добрый… Неужели он имеет в виду ту самую штуку, о которой год назад было столько разговоров в прессе и дискуссий в медицинских кругах? Об этих грибках-мутантах, которые, попадая в лёгкие, выделяют нейротоксины? Снижают количество лейкоцитов в крови и потом мгновенно поражают нервную систему…»

Это было бы чудовищно.

И это ведь вполне могло оказаться правдой…

– Носитель станет первым переносчиком? – резко спросил он.

– Да-а… – голос тощего снова изменился, превращаясь в пронзительный старческий фальцет. – И хана-а-а тогда людишкам в радиусе километра…

Существо прижало к груди сжатые кулаки с обломанными ногтями и безумно захихикало.

Значит, покровитель намеревался оставить Яна в живых – ему ведь ясно приказано было оставаться всё это время снаружи… какое великодушие.

Где-то в подреберье опять мучительно заныло. Мужчина зажмурился, пережидая новый приступ острой боли, пережимающей горло. Он чувствовал, что на размышления времени почти уже не осталось.

Клятва не допускала прямого ослушания, это Ян понял уже очень давно. Дело было даже не в боли, хотя и в ней тоже, конечно…

Но клятву иногда можно было обмануть. Пока покровитель был уверен в его покорности, её ещё можно было обмануть…

А что будет потом… совсем неважно.

Ян снова открыл глаза и сделал глубокий вдох.

– Ты здесь больше не нужен, – хрипло произнёс он. – Дальше я всё сделаю сам.

– Мне было приказано… не та-а-ак…

Ян оглянулся на высокие полукруглые окна центрального зала Дома конгрессов, разделённые белыми мраморными колоннами. Ярко подсвеченные стены здания отражались в покрывающих плитку двора лужах. Аккуратно подстриженная трава с розовыми цветочными клумбами и гипсовые статуи, стоящие вдоль дорожек, поблёскивали от капель прошедшего недавно дождя. И всё кругом казалось таким мирным и безмятежным…

Все ведь ещё спят. Сейчас наверняка бодрствует разве что обслуга на кухне. И в ближайшие часы вряд ли кто-нибудь решит выйти на улицу…

«Мне надо только правильно подобрать слова, – подумал Ян. – Пара простых правильных фраз, и всё получится…»

– У меня тоже есть приказ! Такую работу никогда не доверили бы безмозглым идиотам вроде тебя!

Тощий урод явно стушевался, нерешительно перекатывая блестящую пульку из ладони в ладонь.

– Отдай мне эту штуку, – Ян повысил голос, стараясь не обращать внимания на давящую тяжесть в груди. – Покровитель ведь забрал у тебя память, я прав? Это значит, что он не вернёт тебя к жизни после этой миссии. А ты ведь не хочешь умирать?

– Я… не зна-а-аю… – рот существа изогнулся в мучительной судороге.

«Вот как оно бывает, без памяти и без разума, – мелькнуло в голове. – Вот во что он мог бы превратить меня тогда, три года назад, если бы я согласился…»

Но, в конце концов, стараться избежать гибели – это ведь врождённая форма поведения всех живых существ, так? Птицы улетают на другой край света, а млекопитающие впадают в спячку, спасаясь от зимы, рыбы зарываются в ил, когда пересыхают реки… Это всё инстинкты, а инстинкты не имеют ничего общего с разумом.

И страх тоже основан на этих инстинктах.

– Носителем должен стать я! Зачем мне тебе врать, кур-ра ты болотная? Может быть, мне лучше стоит позвать покровителя прямо сюда? Сомневаюсь, что он будет доволен твоим упрямством…

Сердце Яна тревожно кололо, в горле будто застрял ком смятой бумаги,