Вместе с пополнением пришёл новый приказ: 8 октября в 10.00 всеми имеющимися силами при поддержке частей 17-й танковой бригады майора Клыпина перейти в наступление направлением на Юхнов вдоль Варшавского шоссе; на период наступления передовой отряд переподчиняется командиру 17-й тбр.

Ещё с вечера к Угре ушла разведка.

Старчак, Мамчич, командиры и комиссары вновь прибывших рот не спали, сидели над картой-пятивёрсткой, придавленной по углам двумя коптилками, которые десантники смастерили из стреляных гильз «сорокапятки». Ждали возвращения разведчиков. Просчитывали варианты предстоящего наступления.

В стороне Юхнова стояла тишина. Только южнее, в районе Полотняного завода, слышалась сильная орудийная канонада, вспыхивал и подолгу дрожал, дробясь на отдельные зарницы, горизонт. Там вступили в бой соседи: пятнадцатая курсантская рота старшего лейтенанта Баева, шестнадцатая – старшего лейтенанта Селюкова и полубатарея артучилища. Трое суток они будут сдерживать атаки танков и пехоты частей 12-го армейского корпуса вермахта, в авангарде которого действовал отдельный батальон СС дивизии «Дас Рейх».

В эти дни и ночи западнее Ильинского укрепрайона, выполняя роль усиленных боевых охранений, дрались две группы курсантов подольских военных училищ: передовой отряд Мамчича и Южная группа Детчинского сектора. Воспользовавшись тем, что основные силы немецких корпусов повернули на север, к Вязьме, для блокады основной группировки советских войск, курсанты и приданные им стрелковые и артиллерийские подразделения непрерывно контратаковали, жгли немецкие танки, танкетки и бронетранспортёры, отбрасывали огнём и штыками цепи атакующей пехоты, чтобы там, за их спиной, в Ильинском, Кудинове, Шубинке и других населённых пунктах по линии Константиново – Митрофаново, их товарищи и стрелковые полки, спешно прибывающие с различных направлений, успели отрыть полнопрофильные траншеи, расположить противотанковые батареи, закатить в бетонные коробки недостроенных дотов орудия, замаскировать их и изготовиться к обороне. Они умирали здесь, на Извери, на Шане и Суходреве, чтобы задержать продвижение к Москве частей 57-го моторизованного и 12-го армейского корпусов вермахта и приданных им подразделений дивизии СС «Дас Рейх», которые немцы использовали, как правило, на самых опасных участках в качестве групп прорыва. В этих обстоятельствах, когда со стороны Вязьмы уже начали прибывать высвободившиеся части и техника, чтобы продолжить марш на Москву вдоль Варшавского и Киевского шоссе, передовой отряд Мамчича и Южная группа Детчинского сектора по существу становились смертниками. Никто из них, получая приказ, не обратил внимания на то, что задача на возвращение им даже не ставилась.

Спустя двое суток их судьбу разделят и те, кто в эти часы спешно занимал оборону в окрестностях села Ильинского и кто прислушивался к орудийной канонаде пока ещё издали.

Вчера после полудня на КП передового отряда на Изверь из Медыни прибыл броневик в сопровождении трёх мотоциклов, вооружённых пулемётами. Из бронемашины вышел незнакомый полковник, поздоровался за руку со всеми, оказавшимися в то время на КП, спросил, кто здесь Старчак. Старчак тем временем стоял у входа в штабную землянку, курил и сдержанно наблюдал за прибывшим кортежем.

– Я Старчак, – с той же сдержанностью ответил он, козырнул непарадно и жестом пригласил полковника в свой КП.

Полковник отвёл приглашение лаконичным жестом, предъявил свои документы и сухо приказал:

– Товарищ капитан, вас срочно вызывает командующий фронтом. Следуйте за мной.

Это был порученец командующего московским Резервным фронтом Семёна Михайловича Будённого – маршала, который уже практически не владел реальной обстановкой, складывающейся на московском направлении и под рукою которого после нескольких дней упорных боёв не оставалось не только фронта или армии, но и резервной дивизии или хотя бы полка, которым, как последним щитом, можно было бы заставить Варшавское шоссе.

Старчак сунул за пазуху трофейный вальтер, планшетку с картой и сел в свободную люльку мотоцикла охраны, пристроил между колен приклад ручного пулемёта, укреплённого на металлической турели, и махнул порученцу, что готов в путь. В люльке было немного тесновато, ну да ничего, не просторнее и в окопе. Сразу почем-то вспомнились бои под Минском. Когда выбирались оттуда, в двухместный Р-5 втиснулись втроём, да ещё прихватили с собою двоих пленных немцев, важных «языков», которых не успели вовремя доставить в штаб фронта. Не бросать же добро.

Старчак невольно усмехнулся, вспомнив, как вывозили «языков»: положили их на нижние плоскости биплана по обе стороны фюзеляжа и закрепили стропами, чтобы не сдуло во время полёта. Пилот мрачно наблюдал за их работой и, наконец, не выдержав, сказал, что немцы на его самолёте, и без того перегруженном, явный перебор, и что если они начнут падать или самолёт будет плохо набирать высоту, он вынужден будет обрезать стропы. Стропы резать не пришлось. Немцев не сдуло. Правда, над Росью их атаковал «мессершмитт». Старчак в том полёте сел за пулемёт, который перед вылетом кто-то сбросил на землю, желая облегчить перегруженный биплан. Но Старчак приказал его погрузить обратно. И как в воду глядел. Атаку немецкого истребителя обнаружили вовремя. Он перебросил тяжёлый ПВ-1 на другой борт, не целясь, а просто по курсу дал несколько длинных очередей, одна из которых едва не задела корпус «месса», и тот отвалил в сторону. То ли скорострельный пулемёт действительно произвёл на немецкого истребителя сильное впечатление, то ли горючее в его баках кончалось, и пора было возвращаться на базу. А может, он таки разглядел на плоскостях своих соотечественников…

В броневике Старчаку места не нашлось. Там, тесно прижавшись друг к другу, сидели ещё несколько командиров и комиссаров. Зачем они приезжали на Изверь, Старчак так и не узнал. Они с любопытством выглядывали в дверной люк из-за приоткрытой бронированной плиты-дверцы, и в бледных их лицах прочитывалось явное нетерпеливое желание поскорее убраться отсюда в тыл. Старчак укутался в свой изрядно потрёпанный лётный кожаный реглан, кое-где посечённый осколками и за неимением времени так и не заштопанный, поглубже надвинул на голову тёмно-синюю с голубым кантом авиационную пилотку, поднял воротник и вскоре уснул. Сон освободил его и от скуки, и от развлечений дороги на Медынь.

Проснулся Старчак от довольно грубого толчка в бок. Так его будили разве что перед внезапной немецкой атакой. Но на этот раз его тормошил охранник-мотоциклист.

– Капитан! Капитан! Да приехали же! Эк разоспался на войне!

– Где ты тут увидел войну? – тем же грубоватым тоном, ещё не размыкая глаз, отозвался из глубины надвинутого на голову реглана Старчак. – Но если хочешь посмотреть на войну, я тебе могу это легко устроить.

Мотоциклист натужно, словно сдавливая внутри себя пружину, засмеялся, но отказаться не посмел даже вежливо. Старчак тоже не стал развивать дальше тему. И без того на душе было муторно.

Когда он открыл глаза, то прямо перед собой увидел несколько танков. «Тридцатьчетвёрки» и мощные КВ стояли вокруг закамуфлированного автобуса. Башни их были развёрнуты во все четыре стороны. Первой мыслью было: войска подошли! Резервы! Вот они, танковые бригады РГК, которые они так ждали! Но, хорошенько оглядевшись опытным глазом разведчика и диверсанта, тут же понял, что ошибся: других войск и техники, кроме этих одиноких, хотя и грозных машин, в окрестностях не наблюдалось. Полковник уже стоял у двери автобуса и жестом приказал следовать за ним.