Не раз замечал – стоит какой-нибудь мелкой букашке занять место секретаря при биг-боссе, так сразу начинает казаться, что босс здесь не Большой Папа, а вот эта мелкая гнида, обращающаяся с окружающими так, будто все они ей обязаны по гроб жизни.

Впрочем, Машенька относилась ко мне вполне нормально, а после случившейся у меня трагедии жалела меня и даже не говорила мне гадостей. Поглядывала странно, вздыхала, и мне иногда казалось, что она строит мне глазки, эдак неосторожно поднося к моему носу декольте с вылезающими из него пышными полушариями. Но ей ничего не светило. Во-первых, кроме работы и водки меня тогда ничего не интересовало, а сейчас, когда во мне снова проснулся сексуальный аппетит, я понимал, что она совсем не в моем вкусе. Мне никогда не нравились пухлые, будто налитые в одежды бабы. Спортивные, маленькие, ладные, как Танька из детской комнаты, – вот на мой вкус самые привлекательные в мире женщины.

Но говорить это Машеньке не следовало, наоборот, следовало всячески поощрять в ней надежду и взращивать планы припасть к моему комиссарскому телу. Иначе процесс поиска нужных бумаг может затянуться совсем надолго. Например, чтобы получить сводки, мне, по правилам РОВД, надо было написать рапорт на имя начальника, и только он решит, стоит ли передавать в мои руки столь секретный для служебного пользования документ.

Вдруг враг прознает, какие у нас преступления совершает тот, кто иногда честно жить не хочет? Вдруг разнесет это по всему городу, подрывая моральный дух строителя капитализма?!

Нет уж, это информация только для посвященных, и эти посвященные решат, достоин ли ты совать нос в святая святых – сводки преступлений по городу!

Не знаю, как в других райотделах, но у нас – все именно так. И подозреваю, что другие райотделы ничем не отличаются от нашего. И не только подозреваю, знаю это наверняка.

Нужную мне информацию я нашел довольно быстро и тут же схватился за голову: двойное убийство! Были убиты родители одного из деятелей нефтяной промышленности – деятеля, как-то связанного с добычей и перекачкой.

Этого деятеля не было дома, он отправился в командировку и попросил родителей навестить квартиру, посмотреть, как там и что. А может, за женой хотел последить? Не развлекается ли с любовником, пока он в поте лица делает деньги на добыче ресурсов, принадлежащих народу страны!

Не важно, зачем он попросил, но только родители приехали к нему домой, открыли квартиру своим ключом, вошли и… видимо, напоролись на воров. Оба родителя вначале были оглушены ударами по голове, а потом их зарезали.

Кстати, так и не понял причин этой тупой жестокости. Зачем было убивать стариков? Ну, оглушили, и ладно! Свалили оттуда, забрали, что хотели, но убивать-то зачем?! Горло зачем резать?!

В квартире ничего не взяли, со слов безутешного нефтяника, кроме вот этих самых часов. Нет, все-таки взяли – деньги. Имею в виду, не взяли ничего из вещей, хотя там были и дорогие шубы, и аппаратура, и все, что приличествует нормальному олигарху. Почему не взяли? Вот это как раз понятно. Они денег хапнули, триста тысяч баксов (так указано в сводке), и совершили двойное убийство. Зачем им палиться на продаже вещей – за копейки! – если уже есть деньги?

Часы вроде как выпадают из общей картинки. Но это на первый взгляд. А если вдуматься, они лишь подчеркивают, оттеняют эту картину. Некто неопытный, молодой и глупый увидел интересные часы и сунул их в карман. Или сунул раньше, до убийства, а потом не выбросил, как ему приказал главарь шайки. Может, просто забыл. Часишки-то и правда совсем невидные. Не знающий решит, что дерьмовые часишки. Это я, продвинутый чел, читающий книжки и газеты, знаю, что такое «Картье». И вообще – швейцарские часы. А этот дурачок, «Катьки Милютиной сын», знает только водку, грязных потных девок и жизнь в трущобах. Какие ему, к черту, «Картье»?! Вот и засветил всю свою бригаду!

А ведь кто-то опытный стоит во главе. Такой опытный, что все уловки ухода от преследования знает не понаслышке. Только такие, как этот мелкий ишак, отдавший дорогие часы за литр самогона, не знают, что палятся воры больше всего на сбыте ворованного барахла.

Если ты участвовал в убийстве, не вздумай хоть что-то из вещей взять с места преступления! И уж точно не сдавай эту хрень в ломбард или кому-то из знакомых! Вся преступная среда пронизана информаторами ментов, ФСБ и всех спецслужб, которые только могут быть в природе! Сдадут – на раз! «Барабан» тут, «барабан» там – грохот идет такой, что удивительно, как это не раскрываются все преступления без исключения!

Видимо, это или кому-то надо, или просто менты заняты своими делами, наплевав на настоящую работу. В принципе, так все и есть. Эта палочная система заставляет заниматься всем, кроме своих непосредственных обязанностей по охране правопорядка. Тысячи бумаг затопили ментов выше голов и буквально задушили правоохранительную систему. По крайней мере, лично я давно пришел к такому выводу.

Кстати, очень умный человек, замполит РОВД, как-то сказал по поводу стукачей, что эта система никак не изменилась со времен полковника Зубатова, начальника Охранного отделения Российской империи. Методы все те же. Розыск, информаторы – все как тогда, как при «кровавом царском режиме». Ничего, в сущности, и не изменилось – кроме лозунгов, конечно.

Итак, я узнал, откуда взялись часы. Переписал адрес ограбленного олигарха к себе на листок, решив обдумать все это попозже, а пока что пойти в розыск и узнать у ребят-оперов, слышали ли они что-то об этом ограблении и нет ли по нему каких-либо результатов. Может, всех уже переловили, а я тут, понимаешь ли, сучу ногами!

В розыске я отловил только одного опера – Ваську Калдина, крепкого парня моих лет, работавшего там уже восьмой год. Круженый парень, скользкий как угорь. Как я. Но только пожестче, поциничней и позлей – профессия налагает свой отпечаток. Он как раз и был нашим зональным опером в последний год, вернее – одним из наших зональных оперов. Мы не раз сталкивались с ним на нашей «общей земле», выезжая на преступления, – и тогда, когда дежурили по РОВД, и тогда, когда преступление совершалось на зоне нашего опорного пункта.

Я с ним не дружил – опера вообще относятся к участковым с некоторым пренебрежением, мы ведь где-то внизу, на помойке, ползаем по ней, как тараканы. Составляем протоколы за разлившуюся мочу, а они, рыцари в белом, борются с распоясавшейся в стране преступностью. В отличие от нас, тупых бездельников, годных лишь для поквартирного обхода, и то – с переменным, чаще совсем печальным результатом.

В участковые ссылают провинившихся оперов, потому, вероятно, мы для них как символ – последняя станция перед уходом в народное хозяйство.

Только недавно «в участковых» отбывали трехмесячный срок два опера, которые, нажравшись в ресторане, пальнули в потолок, чтобы позвать заблудившегося, наверное где-то в Андах, официанта. Дождаться никак не могли мерзавца. Дело замяли, никого не уволили (по слухам, опера отстегнули кому надо кругленькие суммы), но их после все-таки засунули в участковые, дабы остальным операм неповадно все это было.