никогда не видела его настолько счастливым… с тех самых пор…

И я не стала ее переубеждать.

Я позволила себе думать, что причина его радости была во мне, даже если это совсем недолго. Даже если мы собирались покинуть остров и вернуться к своим отдельным жизням.

* * *

Через несколько часов мы уже подъезжали к Исламораде. Позвонил Филипп, и мы включили его на громкую связь. Я отметила для себя, что он не имел ничего против того, что мы провели вместе день на романтическом уединенном острове, и мне стало ужасно неловко.

– Чарли, девочка моя, не могу дождаться встречи с тобой. Не привязывайся слишком сильно к этому красавчику. Я мечтаю поскорее увидеть твое прелестное личико.

Я засмеялась и с различимой только мне дрожью в голосе сказала:

– Нам не хватало тебя. Как больница?

– Больницы чертовски ужасны, дорогая, хотя я узнал кое-что новое. Худшее время для сердечного приступа – это когда играешь в шарады.

– Ужасная шутка, Филипп, – отреагировал Бен.

– Мне нужно бежать, ребята. Дорогая, я люблю тебя. И тебя тоже, Гус. Доставь мою любимую домой в целости и сохранности.

И его голос смолк.

Прошло несколько минут, но никто из нас так и не заговорил. Бен первым нарушил молчание.

– Ты в порядке?

– Как у тебя получается всегда угадывать, когда я не в порядке?

– У тебя все на лице написано.

Я вздохнула.

– Не могу избавиться от чувства, что с ним творится что-то не то.

– Он все так же отпускает глупые шуточки. Это показатель того, что с ним все в порядке. И ты тоже много чего пережила.

Я была благодарна за то, что он заметил это, и что он не пытался защитить меня или Филиппа. Он только слушал, а это было гораздо важнее.

– А ты больше не боишься засыпать, – отметил он. – Ты выглядела такой умиротворенной в том гамаке, что мне даже не хотелось тебя будить.

– Бывает боль, с которой мы привыкаем жить. Она становится нашей броней.

– От чего ты защищаешься?

– Разве ты не имеешь в виду «от кого»?

Я не была уверена, говорим ли мы о Филиппе, моем отце или о чем-то еще. Неужели я выбрала мужчину, который оставил меня в недоумении и в одиночестве? Неужели я снова решила любить знакомую боль?

– Я – отец, Шарлотта, и сама мысль о том, что Джимми находится где-то, и я не знаю где, и все ли с ним в порядке… Я никогда этого не пойму.

Я не делилась этим с Филиппом. Тогда я думала, что это глупо и нелепо.

– Во время той поездки во Флориду много лет назад, когда я встретила Филиппа в самолете… тогда я приземлилась в Майами и первым делом написала сообщение маме. Это был первый раз, когда я по-настоящему подумала о том, что отрезана от отца.

Я всегда думала о нем со своей точки зрения… какую боль он мне причинил, что сделало со мной его отсутствие. В тот день все было иначе. Я представила себя на его месте, будто и правда вселилась в его разум, и я не могла, хоть убей, понять, как мужчина может дать жизнь ребенку, и не хотеть знать, где он находится и как он себя чувствует. Мне этого просто не понять.

Бен ответил не сразу. Он всегда много думал.

– Скажи что-нибудь.

– Что я могу сказать? Я ведь совершенно другой человек.

Я подумала о Сари, о том, как она отдала бы все, чтобы остаться в живых и быть рядом с Джимми, следить за его питанием, за тем, чтобы он вовремя возвращался домой. Беспокоиться и ждать сообщения о том, что с ним все в порядке.

Мы свернули на мою улицу, и Бен сбросил скорость.

– Дело вовсе не в тебе, Шарлотта. Ты должна в это поверить уже сегодня. Больно, что он ушел, но он сделал это не из-за тебя. Это абсолютно немыслимо.

Мы подъехали к воротам, и он оставил машину у дороги.

Бен ввел мой код в панель, и металлические ворота распахнулись. Мы шли плечом к плечу под сенью деревьев по узкой аллее.

– Когда ты кого-то любишь, – начал он, – Вас ничто не должно разлучать.

Я склонила голову набок и подставила длинные пряди под теплый летний ветерок. Сегодня вечером Филипп возвращался домой, и мне уже было грустно. Слова Бена тронули меня и в то же время сбили с толку.

– Бен, ты говоришь о Филиппе?

Он помолчал и повернулся ко мне.

– Не знаю, Шарлотта. Разве только о нем?

– Ты ведь говорил, что мне повезло, что он у меня есть…

– Да, – ответил Бен, – Филипп любит тебя… а отношения – непростая штука… они требуют много жертв… и постоянного компромисса.

– Вот в чем дело? Ты думаешь, я иду на компромисс?

Я тряхнула головой, пытаясь отогнать то, с чем не хотела связываться.

– Я хочу, чтобы ты открыто сказал мне все, что пытаешься донести сейчас. Ты думаешь, я проецирую на нынешние отношения свои проблемы с отцом? Не все восходит к нашему детству, Бен. Ты ведь об этом?

– Может быть.

Он уже так глубоко влез в мою душу, что ему было отлично видно, какие струны он задевает. Контуры воспоминаний начали размываться. Болезненные воспоминания были тяжелым бременем, и я пропускала их мимо своего сознания, пытаясь избежать боли.

Пробоины расширялись, отсутствие Филиппа едва уловимо напоминало о детстве, которое я провела, отрицая свои желания.

– Филипп должен работать, Бен. Он стоит во главе многомиллионного бизнеса и контролирует около сотни офисов.

Я подняла палец, чтобы подчеркнуть значимость своих слов.

– Я не думаю, что ему нравится находиться подальше от меня, и меня возмущает такое сравнение.

– Расслабься, Шарлотта, – сказал Бен, обгоняя меня.

Я стояла и смотрела ему в спину, потеряв дар речи. Меня переполняло множество эмоций и переживаний. Он улавливал каждое из них. Я попыталась его догнать, и когда у меня это получилось, я еле переводила дыхание.

– Ты несправедлив к нему. Это его бизнес, его средство к существованию. Я ни за что не заставлю его отказываться от этого.

В поле зрения появился дом, в мокром фасаде которого отражались бледно-желтые огни. Санни наверняка с нетерпением ждал моего возвращения. Я проглотила свои чувства, чтобы Бен не смог их почувствовать. А он держал в руке спичку и был готов ее зажечь. Когда мы поднялись по лестнице, он заглянул мне в лицо. В его глазах было пламя, и оно было обращено на меня.

– Шарлотта, тебе не