И хотя на заводе был он наскоком и разобрался в делах не так обстоятельно, как на ЗИЛе, при всем том понравился работягам. Чем? Может быть, простотой, может быть, своим косноязычием: говорил просто, незамысловато, понятно рабочему человеку. Может быть, и тем, что интересовался не только «железяками», а и заботами людей: «Какая зарплата?», «Хватает ли на жизнь?», «Как дела дома?», «Хорошо ли в столовой кормят?» И видно было: спрашивал не для того, чтобы отметиться — из цехов пошел в столовую, изучив меню, выбрал себе на раздаче борщ и котлеты, сел в общем зале. Потом зашел в медсанчасть, побеседовал с больными. Заглянул в Музей трудовой славы — познакомился с историей предприятия.

Встречаясь с людьми, Ельцин старался, чтобы они это запомнили. Был у него фирменный, потрясающий людей жест, В то время, когда и часы «выбрасывали» (наверное, только в русском языке это слово приобрело такой смысл), первый секретарь горкома делал символический подарок — часы вроде бы со своей руки.

«Как-то во время встречи на стройке, вспоминает А. Коржаков, он меня спрашивает:

— Александр, какие у вас часы?

Я показал.

— О, эти не подходят, нужны какие-нибудь поинтереснее.

Я подхожу к коллеге из группы сопровождения и интересуюсь:

— У тебя какие часы?

— «Сейко». А что?

Поясняю ему:

— Снимай, шеф просит.

Он отдал. И шеф тут же подарил эти часы какому-то строителю. У Ельцина, оказывается, манера была — дарить часы. Жест этот предполагал исторический смысл: первый секретарь поощрял «своими» часами отличившихся тружеников. Почти так же, как командиры своих солдат — за боевые заслуги в Великую Отечественную. Я этот фокус с часами запомнил и потом специально носил в кармане запасной комплект. Часы же брал казенные, в горкоме.

У Ельцина в кармане всегда лежал червонец, который ему вкладывала Наина Иосифовна, собирая по утрам на работу. Уже тогда Борис Николаевич плохо представлял, что сколько стоит, но всегда следил, чтобы никто за него нигде не платил. Если он чувствовал, что его угощают, а бесплатно в этом месте есть не стоит, то выкладывал на стол свой червонец, пребывая в полной уверенности, что расплатился. Хотя обед мог стоить и два червонца.

Мне Борис Николаевич все больше нравился, несмотря на строгость и порой несправедливость замечания…»[165]

Создается впечатление, что арсенал популистских приемов, которыми пользовался Ельцин, чтобы понравиться людям, поистине неисчерпаем.

Ельцин нравился не только Коржакову. Он завоевывал все больше и больше симпатий простых людей. Такого Москва не знала. Гришин общался в основном только с первыми лицами, да и предпочитал это делать в своем кабинете. Если и выезжал на предприятия, то идти в самые низы не спешил, встречаясь с собеседниками в директорских кабинетах.

Вот как комментирует эти выходы Ельцина «в народ» бывший профсоюзный лидер В. Новоселова:

«Это теперь я Ельцина на дух не выношу, а тогда все мы были им очарованы. На наш завод, а это один из крупнейших заводов Минавиапрома, Гришин ни разу не собрался. А этот приехал, побывал не только в цехах, но и в пионерлагере, оздоровительном центре, потом собрал всех в Доме культуры. Говорил не очень долго, но толково. Словом, приятно очаровал всех.

Знамо дело, баснями соловья не кормят. Люди его забросали вопросами, просьбами. К его чести, сделал все, о чем просили. Распорядился пустить по удобному для заводчан маршруту 84-й автобус, с 7 часов (перед началом смены) начал работать продовольственный магазин на улице Нижняя Масловка. Мелочи? Да, но из этих мелочей соткана вся наша жизнь. Словом, люди увидели в новом первом секретаре горкома партии именно партийного работника ленинской школы. И поверили ему»[166].

Почти весь январь Ельцин продолжал поход по заводам и фабрикам столицы. Только в течение 11 — 17 января он посетил более десяти комбинатов, побывал в Ленинградском, Киевском, Куйбышевском, Октябрьском районах Москвы, осмотрел микрорайон «Сокол», посетил универмаг, Филевский автобусно-троллейбусный парк, районы управления Мосэнерго, обьединение «Колос», Физический институт им. П. Н. Лебедева.

Не зная ни выходных, ни праздников, Ельцин мотался по предприятиям Москвы. После ЗИЛа и Второго часового завода он встретился с архитекторами, постигая, что собой представляет Москва сегодня и какой она будет завтра. Не обходил стороной и новогодние детские праздники у елок. Словом, по-ленински!

В конце первой декады января состоялось очередное заседание бюро МГК КПСС. Вопрос на обсуждение был вынесен глобальный — проект плана Комплексного социально-экономического развития Москвы на 1986 — 1990 годы. К бюро Ельцин подготовился основательно. Правда, открытий глобальных не сделал, но главное уловил — люди озабочены судьбой Москвы. Она превращается на глазах из Белокаменной в захолустную дыру. Своими наблюдениями огорошил членов бюро, которые привыкли информацию черпать из газет и справок инструкторов. Завернул подготовленный Мосгорисполком план на доработку. Особо досталось работникам торговли. В одном магазине Ельцин не обнаружил яиц, в другом — кефира, в третьем, кроме батонов, — никакой выпечки. Потребовал гнать в шею нерадивых руководителей.

«Москва затаила дыхание. Номенклатура втянула голову в плечи, пережидая бурю, которую поднимал первый секретарь горкома. Низы, напротив, расправили плечи и пошли в горком, райкомы с жалобами, письмами, заявлениями…

Ельцин понимал: чтобы его заметили в Политбюро, нужно чем-то выделиться. Но чем? У него в багаже не было никаких оригинальных идей. Разве что нашумевший в Свердловске бригадный подряд. Разумеется, следом за генсеком он твердил об ускорении, интенсификации экономики, повышении качества продукции, пополнении магазинов добротными отечественными товарами. Эти же, пока еще не набившие оскомину, установки он повторил на совещании первых секретарей райкомов партии, а затем на собрании актива обувной фабрики «Парижская коммуна».

— Хорошо, что вы осваиваете 6 из 150 новых моделей, — говорил он, — но далеко не вся ваша продукция пользуется спросом у людей, да и брака не мало. Подымите-ка руки, кто из вас отдает предпочтение марке «Парижская коммуна» перед зарубежными моделями. Поднятых рук оказалось не много. «Вот видите, — заключил он, — надо выпускать обувь не без разбора, а с учетом реального спроса покупателей, и чтобы она была добротной»[167].

Интересны наблюдения Ю. Прокофьева, работавшего уже секретарем исполкома Моссовета, за стилем работы Ельцина:

«Что мне тогда в нем нравилось? У него была очень цепкая память, он все цифры, фамилии, факты запоминал быстро, держал в памяти, анализировал, и всегда этим пользовался. Подчас сознательно подставляя человека под удар.