Интересная женщина с высшим образованием, она обладалазамечательным чувством юмора. Когда в процессе наших занятий ей становилосьлегче и она переставала на время бояться появления своей тревоги, она судовольствием рассказывала мне смешные истории из своей жизни и анекдоты,полные самоиронии и философского смысла. В такой ситуации, когда человекобладает чувством юмора и больше боится тревоги, чем её испытывает, нужно, нисекунды не медля, приглашать тревогу на чашку чая. Этим мы и занялись.

Потеряв серьёзность, вы ничего не потеряете на самом деле,фактически станете более здоровым и целостным.

Бхагаван Шри Раджниш

Сначала она внимательно выслушала все мои доводыотносительно «страха перед тревогой» и согласилась с тем, что страх передтревогой – это уже тревога. Потом я с невозмутимым спокойствием, ничего,впрочем, не подозревая, предложил ей «попить с тревогой чая». И тут онапеременилась в лице. Я, сам того не желая, напугал её своим предложением.Конечно же, я поспешил успокоить мою подопечную относительно метафоричностимоего высказывания. «Ну, в переносном смысле, конечно», – сказал я. И тутслучилось то, что и называется «попить с тревогой чая». Она засмеялась! «Ах, впереносном! – услышал я сквозь смех. – Надо же, а я подумала, что…Какой стыд! Ха-ха-ха! О боже, какая же я трусиха! Представляю, какое у менябыло лицо, я вас так перепугала! Ха-ха-ха! – она смутилась, покраснела,как маленькая шкодница, и прикрыла лицо рукой. – Простите меня. Это надоже!» Потом сначала смущённо, а потом и с шутливой укоризной она повторяласловно бы про себя: «Попить с тревогой чая… Как я этого испугалась. Какнелепо!» Она осознала, что страх тревоги нелеп, и это избавило её отпокорности. После этого она смогла поднять голову и справиться со своей бедой.

* * *

Другой случай, значительно отличающийся от приведённоговыше, произошёл с одним молодым человеком. Однажды он видел, как пожиломумужчине стало в метро плохо. Тот пошатнулся, упал, кругом засуетились люди. Стех пор при поездках в метро моему будущему пациенту становилось дурно. Ончувствовал сердцебиение и боялся потерять сознание. Причём его не столькобеспокоила собственная жизнь, сколько то, что «это неудобно». «Как это, –объяснял он мне, – молодой парень упадёт, кругом люди. Что они подумают?»

Он был склонён к одиночеству, и в этом страхе выражалось егостремление к психологической изоляции. Ему было страшно, что на него обратятвнимание, он боялся, что кто-то посягнёт на его одиночество, нарушит его.«Публичность» – вот в чем состояла его проблема. Но он не считал себя одинокими не хотел избавляться от своей закрытости.

По образованию он был математиком и больше привык работать сцифрами, чем с людьми. На фоне всплеска экономических реформ в нашем отечествеон решил попробовать себя в бизнесе, организовал собственную фирму. Это быласфера услуг, и потому он был вынужден работать с людьми, а это, к сожалению,противоречило всей его натуре. Он оказался, как говорят, «не в своей тарелке».Так что страх «публичного» сердечного приступа стал просто выражением тогоэмоционального дискомфорта, который был связан со всей его профессиональнойдеятельностью.

Он прошёл полный цикл разнообразных медицинских обследованийи убедился, что никакой патологии у него нет, но страх сердечного приступа егоне оставил. Даже напротив, из-за столь пристального внимания к своему здоровьюон вырос. Моему пациенту стало чудиться, что приступ может произойти гдеугодно: в метро, в наземном транспорте, в машине, на улице, в магазине. Онбоялся теперь вообще отходить от дома.

Мы заняты поисками причин нашей проблемы, а эти поиски – нечто иное, как откладывание самой проблемы на будущее.

Джиджу Кришнамурти

Когда он работал с другими психотерапевтами, ему долгообъясняли, что причина в том «психотравмирующем событии», которое он пережил,когда оказался наблюдателем испугавшей его сцены с пожилым мужчиной. Он сампытался внушить себе, что в его возрасте такого казуса случиться не может, нотакого рода аутотренинг ему не помогал. И это не случайно, ведь проблема былане в самом приступе, а в страхе публичности. Дома он приступа не боялся, но припосторонних этот страх неизменно возникал.

Как я уже сказал, избавляться от своей природной замкнутостион не хотел в значительной степени потому, что она сама по себе его не тяготилаи он считал её нормальной. Я не настаивал, а зачем? На наших встречах первымделом мы попытались разделить его стремление к самодостаточности и страх передсердечным приступом. Первое, мы договорились не тревожить, а просто занятьсясимптомом, который его пугал. Мы убедились в том, что это разные вещи –публичность, его отношения с другими людьми и состояние его здоровья.

Далее был осознан страх приступа. Мы разделили возможныйсердечный приступ и страх перед ним. Стало понятно, что проблема не в приступе,а в страхе. Хорошей опорой стало понимание пациентом того факта, что его сердцев порядке, что тревожит его сам страх, а не здоровье как таковое.Действительно, от тех или иных проблем, и в том числе и от сердечного приступа,никто из нас не застрахован. Но можно провести всю жизнь в страхе перед этим иумереть в автомобильной катастрофе в 80-летнем возрасте. А можно, ничего неподозревая, обзавестись инфарктом миокарда в сорок лет. Как лучше жить – всюдолгую жизнь в беспричинной тревоге или по-человечески, столько, сколькоотведено тебе судьбой. Мой пациент, к счастью, выбрал второе.

Страх смерти означает страх жизни.

Фредерик Пёрлз

Я не предлагал ему пить с тревогой чай, поскольку он не был«компанейским» человеком. Но я предложил ему усилить свой страх, чтобы «лучшеего рассмотреть». Мы начали с того, что он, прогуливаясь невдалеке от дома,представлял себе, что каждые пять минут падает, словно бы поскользнувшись.Поначалу это было непросто, ведь кругом люди. Но мы решили, что это егособственное дело: хочет он падать или нет. Он заставил себя захотеть.Постепенно он свыкся с мыслью, что «падать можно» и что в этом, по сути, нетничего страшного. Но во время одной из своих прогулок он вдруг увидел падениеслучайного прохожего и сам из-за этого перепугался. Ему припомнились его страхи ощущение публичности произошедшего. Но развязка этой истории повергла его вхохот. Дело в том, что упавший бедолага, бывший, видимо, пьяным, не только непривлёк ничьего внимания, но, встав, с таким «смаком» высказался по поводусвоего падения, этой дороги и всей этой жизни, что не засмеяться было трудно.

Смех вызывается ожиданием, которое внезапно разряжается.

Иммануил Кант

После этого мой подопечный решил «пойти на таран» страха. Оннамеренно упал и огляделся по сторонам – это ровным счётом никого незаинтересовало, кроме разве что одной сердобольной особы, которая попыталасьзаглянуть ему в глаза. Но, завидев на его устах улыбку, она сама как-тонедоуменно заулыбалась, пожала плечами и поспешила прочь, словно бы увиделачто-то сверхъестественное. Такая её реакция оказалась как нельзя кстати, потомучто эта ситуация опять заставила его рассмеяться. Он вдруг понял, чтобольшинство, как и он сам, боится публичности (об этой особенности современногочеловека мы уже говорили) и сторонится её, как только может. Отсюда он сделалзамечательный вывод: «Нечего бояться публичности, поскольку остальные боятсяоказаться публикой! Минус на минус дают плюс». Его любимая математика нашланаконец своё «жизненное» применение.