– Это точно. – Эля приняла последнюю реплику на свой счет, не допустив мысли, что Мика может иметь в виду не ее.

Она пообещала Мике показать галерею Нонны, но только после того, как они сплавают на Остров свободы, к той самой легендарной статуе. Это нужно сделать первым делом, поскольку она слышала, что на очереди в кассы и на паром может уйти несколько часов, а им надо осмотреть сам остров, посетить статую и успеть на обратный паром. Галерея никуда не денется, туда можно наведаться вечером или в день отъезда.

Дорога к пристани пролегала через Уолл-стрит, и, несмотря на то что до отправления ближайшего парома оставалось не больше десяти минут, Мика с Элей принялись фотографироваться у знаменитого быка с золотыми яйцами.

– Потри как следует! Это к богатству! – пошутила Эля, не опасаясь, что Мика снова упрекнет ее в меркантильности.

Как же все-таки мелко – принимать благоразумие за жажду наживы! Но Мика не такой. И он своим благодушным настроем негласно подтверждал ее позицию.

У пристани стояли паромы, теплоходы и даже не вписывающиеся в городскую картину пиратские корабли. Несколько пирсов были оборудованы под вертолетные площадки. Вертолеты многообещающе гудели, но вдруг замолкли, так и не поднявшись в воздух.

– Учения у них, что ли? – предположила на бегу Эля.

– Не торопись, – остановил ее Мика.

– Почему?

– Вон наш паром, – Мика указал на скопление людей в очереди.

– Ну, хоть не опоздали, – с облегчением выдохнула Эля.

Стояла жара, хотелось пить. Пара заняла место в очереди, и Мика отправился на поиски воды. Вернулся через пятнадцать минут с сэндвичами и газировкой.

– Раз у них тут постоянно такие очереди, могли бы организовать приличный фуд-корт для ожидающих, – справедливо заметил Мика. Эля впилась зубами в ничем не примечательный бутерброд.

Через час они прошли двухфакторную проверку, паром отплыл от пристани, и туристы смогли увидеть Нью-Йорк почти таким, каким видели его многие и многие отважные люди прошлого, решившиеся пересечь Атлантику в надежде на лучшую жизнь, или просто праздные путешественники, возвращавшиеся домой с европейских земель. Группа мексиканцев работящего вида, постоянно попадавшая в объектив фотокамеры, только усиливала впечатление, что и Мика с Элей являются частью большого переселения.

И вот она – статуя Свободы! Эля уже давно отметила, что эта дама не такая огромная, какой видится под ракурсом телекамер в каждом втором голливудском фильме.

Остров хранил удивительную глобальную атмосферу собственной значимости. Другие островки Верхней Нью-Йоркской бухты манили не меньше, но сегодня их было не посетить.

– Вернемся сюда? – с надеждой спросила Эля. – Два дня в Нью-Йорке – это ничто.

– Конечно, – уверенно ответил Мика.

И от одного этого ответа Эле стало очень тепло и радостно: у них все только начинается.

Как только Эля и Мика снова ступили на большую землю, позвонила Нонна и сообщила, что сегодня в одном из залов галереи открывается выставка уникальных платков Hermes, собранных со всех блошиных рынков и частных коллекций мира.

Зная характер Мики, Эля планировала показать ему свою экспозицию в спокойной обстановке, быть может, даже поздно вечером после закрытия. Но сложилось иначе. И, кажется, Мику не сильно смутила перспектива попасть на богемную нью-йоркскую вечеринку. Этот город создан для безумств, даже если ты скромный неизвестный начинающий писатель из России.

Темнело в Нью-Йорке раньше, чем в Москве, асфальт щедро делился накопленным за день теплом, а легкое дуновение ветра с залива дразнило мимолетной прохладой.

Эле и Мике пришлось разъехаться по разным частям города, чтобы переодеться. Встретились они вновь через пару часов. Эля больше не заимствовала чужую одежду, позволив себе быть собой и постепенно, со скрипом и болью, вернуться в привычную оболочку и начать находить в ней новые положительные стороны. Мика, в конце концов, воссоединился с ней, а не с разодетой актрисой. Да и притворяться больше не приходилось. Эля позволила себе расслабиться.

– Тебя может немного удивить публика, которая соберется в галерее, – решила предупредить Эля, вспоминая свои эмоции от открытия.

– Постараюсь сильно не выделяться и занять позицию наблюдателя. В крайнем случае, притворюсь, что не знаю английского.

– Вот-вот. Особенно если тебе предложат травку или что-нибудь еще в таком роде.

– Веселые ребята эти ньюйоркцы, – усмехнулся Мика.

Казалось бы, чем можно удивить или смутить человека, который, приехав в Нью-Йорк, первым делом нашел малюсенький бар с самыми вкусными коктейлями в городе под крышей студенческого общежития. Бар, где круглосуточно кутит захмелевшая молодежь и при этом сохраняется атмосфера аутентичности и крутой новизны. Но там он чужак, смотрящий на все со стороны, а здесь будет почетным гостем, спутником художницы, приближенной к хозяйке галереи. Эля знала, что для Мики это два кардинально разных состояния. Он не любит новые знакомства и большие тусовки, уютно чувствует себя только в кругу самых близких, предпочитает остаться в стороне или смешаться с незнакомой толпой. Но при этом с энтузиазмом пускается на поиски новых впечатлений, если они не представляют угрозу его личному пространству.

Иногда эта черта его характера походила на излишнюю замкнутость, но Эля находила в ней огромный плюс: Мика никогда не променяет ее на случайную компанию, время с ней всегда будет для него в приоритете. А поскольку у нее интересы ровно такие же, они всегда смогут без труда договориться о том, сколько времени им проводить вместе.

– Побудем там недолго. Сфотографирую тебя на фоне своей картины, выпьем по бокалу и незаметно испаримся, – предложила Эля.

– Идет.

По 6-й авеню они дошли до Вест-Виллидж – района, раскинувшегося вдоль реки Гудзон. Там и находилась галерея. Район отличался множеством лофтов, и Эля уже несколько раз терялась, бродя среди однообразных кирпичных строений с огромными витражными окнами.

– Нам сюда.

На первом этаже одного из лофтов горел приглушенный свет.

– И что они там высматривают в таком полумраке? – удивился Мика.

– Во-первых, там светлые стены, а во-вторых, у каждой работы – своя подсветка.

У входа их встретила Нонна, курившая в компании эпатажного азиата. Она вежливо, но довольно сухо поздоровалась с Микой и начала расхваливать талант Эли перед своим приятелем.

Вчетвером они прошли в галерею и сразу проследовали к работе Эли. Еще на открытии ее осыпали возгласами восхищения. Фальшивыми они были или искренними, ее мало волновало. В Америке все равно эта грань практически стерта, просто, независимо ни от чего, полагалось выдать единственно возможную реакцию: восторг. Элю это не напрягало, она была здесь гостем, причем очень благодарным.