выводить в свет ещё там, в Лондоне, запрещавший при любых, абсолютно любых обстоятельствах орать «оставьте меня в покое», даже если собеседник этого более чем заслуживал, а ещё понимание того, что отказ от общения с утешителями может навести кого-нибудь на подозрения, что миссис Эшер вовсе никакая не вдова, а Джейми просто где-то прячется, помогли ей молча выдержать последующие полчаса, пока мистер Вудрив распинался о том, как ужасно существование вдовы и как он будет рад ей помочь.

По возвращении в номер Лидии опять-таки пришлось принять поток сочувствующих, пришедших засвидетельствовать своё почтение. Первыми явились мадам Откёр и баронесса Дроздова – конечно же, именно та и вышвырнула наконец-то Вудрива из вестибюля гостиницы, – и возглавили собиравшуюся за чайным столиком компанию, взяв на себя обязанности поддерживать разговор, а рядом с миссис Эшер устроилась Паола Джаннини, преданная и, слава богу, молчаливая. При мысли о том, что сейчас ещё явится и леди Эддингтон, Лидии становилось жутко.

На самом деле, большая часть разговоров шла как раз об этой убитой скорбью женщине, готовящейся провести несколько жутких месяцев на борту «Принцесс Империал» – корабля, который должен был доставить обратно в Англию тело её дочери. И эти женщины, пришедшие поддержать Лидию в её вымышленной скорби, говорили о Холли с такой искренней печалью, что миссис Эшер попросту не хватало духу вмешиваться в их беседу.

В какой-то момент она сослалась на головную боль и до самого вечера не выходила из комнаты, читая сказки Миранде и просматривая полицейские отчёты, а затем и банковские сводки, переданные тем же вечером из японского посольства, в поисках хоть какого-нибудь из десятков имён, уже попадавшихся ей во время предыдущих расследований.

И на следующий день она всё-таки нашла одно.

Эстебан Сиерра из Рима – интересно, владел ли он каким-то жильём в Риме на самом деле? – заключил соглашение не только об открытии солидного счёта во Франко-китайском банке, но и арендовал помещение в его подземном хранилище. «Для антиквариата и произведений искусства», если верить документу, записанному ровным, вертикальным почерком с множеством затейливых петель и завитушек. На данный момент в помещении находился лишь один предмет: большой дорожный сундук.

Дон Симон как-то рассказывал Джейми, что вампиры чуют, когда живые выходят на их след. Они обращают внимание, как некоторые люди начинают слишком часто гулять по дорожкам напротив конкретного дома. Они замечают незнакомцев, появляющихся в округе – у вампиров невероятно острая память на лица, так что они мгновенно опознают чужака. Поэтому Лидия прекрасно понимала, что даже просто заинтересовавшись подземным хранилищем с «антиквариатом и произведениями искусства», она уже совершает непростительный грех, привлекая ненужное внимание к этому «Эстебану Сиерре». А ведь миссис Эшер, как и её супруг, до сих пор оставалась в живых лишь потому, что Исидро знал, как строго они оба соблюдают правила игры.

На ночь она снова не задёрнула одну из штор – точно так же, как вчера и позавчера, – а наутро отправила записку графу Мизуками.

Японский атташе лучше всех знал цену осторожности. Он достаточно насмотрелся на происходящее в Китае – и весьма неплохо знал его нынешнего «временного» президента, – чтобы понимать, к чему может привести малейшее опрометчивое слово, малейший несвоевременный шепоток, если те долетят до ушей власть имущих. Поэтому он с пониманием отнёсся к просьбе Лидии никому не говорить, что она собирается посетить банковское хранилище. Всё, что требовалось от графа – раздобыть ключи и разрешение, но разрешение только для самой миссис Эшер.

Мизуками исполнил её поручение так спокойно – точно так же спокойно, как выполнял и все предыдущие, что Лидия основательно задумалась, не получится ли заодно разузнать побольше об арендаторах и содержимом других отсеков хранилища…

В среду, шестого ноября, уже перед самым закрытием Лидия явилась в банк в сопровождении графа Мизуками и Эллен. Работник банка проводил всех троих к лестнице.

Шурша чёрными шёлковыми юбками, блестящими, как мушиное брюшко, и закрыв лицо вуалью, Лидия направилась по безлюдному подземному коридору, освещённому яркими электрическими лампами, к двери под номером двенадцать. Работник подробно объяснил, как проходит вскрытие камеры хранилища, и Лидия подозревала, что на выходе её со всеми полагающимися приличиями обыщет женщина – сотрудница банка. Сердце в груди неистово колотилось: Симон-«Эстебан» наверняка будет в ярости, когда узнает, что она нарушила ту паутину секретности, которой он старательно себя окутал.

Вероятно, это станет концом их дружбы; вернее, той странной тени дружбы, которая вовсе не могла возникнуть – но всё же возникла. И если сейчас он слышал её шаги или чуял её запах сквозь дрёму, то наверняка проклинал последними словами.

Однако ему прямо сейчас могла грозить опасность.

Той ночью, когда они виделись в последний раз, в глазах Исидро отражался страх.

Договор об аренде не солгал: в камере и впрямь обнаружился всего один предмет – огромный дорожный сундук с медными уголками, обитый коричневой кожей. Достаточно большой, чтобы внутри поместился человек. Значит, одежду и книги вампир хранил где-то ещё…

В общем-то вполне в его духе – обосноваться в банковской камере по соседству с их гостиницей, подумалось Лидии, пока она закрывала за собой дверь.

Вытащив из сумочки посеребрённый футляр, миссис Эшер откинула с лица вуаль и нацепила очки.

Сундук был закрыт – Лидия подозревала, что изнутри, а наружные замки выполняли сугубо декоративную функцию. Снаружи всё ещё светило солнце, хотя сюда, под землю, не проникал ни один лучик. Вампир наверняка сейчас спит.

После того как Лидия закрыла дверь, в камере повисла невыносимая тишина.

Она как-то спросила у Исидро, сколь многое слышат и чувствуют вампиры во время дневной спячки. Тот ответил просто – «сон вампиров не похож на сон людей».

«Простите меня…»

Глубоко вдохнув, Лидия ухватилась за крышку сундука и потянула вверх.

Та поддалась – легко и бесшумно.

А внутри не оказалось ничего.

Глава шестнадцатая

Разрушенная часовня возле старого французского кладбища – так сказал Исидро.

Нанятый Джеймсом рикша знал, как туда добраться. Этот район в своё время нещадно изрешетили пушки ихэтуаней, так что большая часть зданий была отстроена заново, уже по западному образцу. Оставив рикшу дожидаться возле ступеней нового собора и подкрепив свой наказ дополнительными пятнадцатью центами, Эшер направился к развалинам часовни, которые выглядели так, словно туда многие годы никто не заглядывал.

Луна постепенно убывала, а фонари в лавках на улице Шунчжимэнь в это время уже почти не горели. После заката хунтонги Пекина окутывала настолько густая тьма, что описать её смог бы лишь тот, кому хоть раз довелось там побывать.

Блёклого света жестяного фонаря едва хватало, чтобы разглядеть противоположную сторону улицы. Пока Джеймс шагал к часовне, ему подумалось, что он, конечно, немало рискует сейчас – но, с другой стороны, с тех