бы вина сэра Гранта. Так что какие бы оправдания он теперь ни выдумывал, я не желаю их слушать».

Второе – вместе с роскошным букетом, наверняка доставленным поездом откуда-то с юга Китая за немаленькую сумму, было от Эдмунда Вудрива. Миссис Пилли смотрела на Лидию так укоризненно, что та не нашла сил отправить в камин и письмо, и букет так же запросто, как швырнула туда письмо Гобарта. К тому же ухаживания мистера Вудрива, несмотря на всю назойливость, казались Лидии даже забавными – тот, по всей видимости, и впрямь полагал, что подобные жесты впечатлят любую женщину, у которой неделю назад убили мужа. Ну или попросту настолько отчаялся продвинуться по карьерной лестнице, что был готов на любые ухищрения…

– Мистер Вудрив – такой приятный джентльмен, – заметила миссис Пилли, с нетерпением заглядывая Лидии в глаза, – и так искренне вам предан…

– Он меня едва знает, – сняв шляпку и перчатки, миссис Эшер взяла Миранду на руки. – Мы с ним виделись только один раз, до того, как я… – она прикусила язык, чтобы не сказать «превратилась в объект охоты», покачала головой и, как можно старательнее изображая скорбный тон тётушки Фэйт, продолжила:

– Такая настойчивость видится мне дурным тоном.

Миссис Пилли глубоко вздохнула. Выражение её лица явственно свидетельствовало, что молоденькая вдова сама, как это называли школьницы, «втюрилась» в мистера Вудрива, хотя и не могла рассчитывать на его внимание, так как не имела за душой ни гроша. Лидии с грустью подумалось о том, как жесток и несправедлив этот мир, где молодая мать вынуждена присматривать за чужим ребёнком – да ещё не где-нибудь, а в Китае! – чтобы наскрести денег на школу для своего собственного, оставшегося в Англии сына. И всё лишь потому, что ни один мужчина её положения не согласится взять в жёны женщину, если у неё нет хоть какого-то приданого.

Лидия забрала Миранду, чтобы та составила ей компанию, пока Эллен помогала ей переодеться и причесаться, а затем надела очки и принялась играть с дочкой в простенькие игры, как всегда радуясь её любознательности и ласковости. Но когда миссис Пилли пришла, чтобы отнести Миранду в кроватку, Лидия вновь ощутила тревогу и неловкость.

– Мы с профессором Карлебахом отправимся завтра с утра в Западные горы и, вероятнее всего, не вернёмся до самой темноты, – сообщила она.

Огромные голубые глаза няни воззрились на неё с недоумением и укоризной – мол, как вы вообще можете что-нибудь делать, когда бедный профессор Эшер погиб, да ещё такой страшной смертью?..

«Интересно, а если бы Джейми и правда погиб, мне бы и впрямь нельзя было ничего делать, кроме как торчать в комнате и рыдать?»

Этого Лидия не знала. Но, приподняв подбородок и подпустив в голос страдальческих ноток, добавила:

– Профессор Эшер непременно пожелал бы, чтобы я поступила таким образом.

Глаза няни мигом наполнились слезами. Эллен, в этот момент вошедшая с чашкой какао и дополнительной порцией угля, взглянула на хозяйку с такой жалостью и сочувствием, что Лидия внутренне поёжилась. И, когда обе преданные служанки вышли из комнаты, забрав с собой заснувшую Миранду, тоже расплакалась – но не от старательно вымучиваемой скорби, а от стыда.

«Джейми, я знаю, что всё это нужно для того, чтобы недруги не смогли выследить и убить тебя, – мысленно сказала она мужу, – но, обещаю, как только ты благополучно вернёшься домой, я задам тебе такую трёпку за то, что ты со мной делаешь!»

Остаток вечера и без того выдался достаточно утомительным – вернувшись из банковского хранилища, Лидия долго спорила с Карлебахом о том, насколько на самом деле можно доверять графу Мизуками, а затем о том, уверена ли миссис Эшер, что выдержит завтрашнюю разведывательную экспедицию в Западные горы, где им предстояло сосчитать все норы, ведущие в рудники Ши-лю. Перед этим граф отправил поездом в Мэньтуоко троих солдат, чтобы те подготовили лошадей для всего отряда.

И ещё неизвестно, что на эту тему скажут баронесса, мадам Откёр и старая злоязыкая карга мадам Шренк из австрийского посольства…

«Джейми, где бы ты ни был, надеюсь, ты доволен мной».

Но все эти мысли были не более чем детским плачем в темноте. Стоило Лидии устроиться за туалетным столиком, наслаждаясь благословенной ночной тишиной, она снова задумалась о том, что все дневные хлопоты, всё изучение банковских архивов, полицейских рапортов и карт Западных гор оказались напрасны. С тех пор, как Исидро сообщил ей, что Джейми благополучно скрылся, прошло шесть дней.

А шесть дней – это большой срок.

«Джейми…»

Лидия прижала ладони к щекам, пытаясь унять внезапно нахлынувшую дрожь. Её дыхание сбилось, а из глаз неожиданно хлынули слёзы – и хуже всего в них было то, что миссис Эшер не могла сказать наверняка, по ком сейчас тоскует сильнее.

По отцу её дочери, по его непоколебимой силе, язвительным шуткам и тёплым объятиям?

Или по равнодушному тихому голосу и ледяным жёлтым глазам того, кто умер ещё в тысяча пятьсот пятьдесят пятом?

Лидия снова вспомнила банковское хранилище, куда наведывалась днём, и прятавшийся там коричневый кожаный сундук с медными уголками и затейливыми замками.

Пустой.

«Продолжай идти вперёд».

Так говорила её подруга Энни, уравновешенная и прагматичная студентка Соммервильского колледжа, в те дни, когда отец Лидии отказался от неё, а Джейми пропадал где-то в дебрях Африки, и для того, чтобы оплачивать счета за пансион, семнадцатилетней Лидии пришлось обучать студентов-медиков.

«Продолжай идти вперёд. Иначе так и не узнаешь, что тебя ждёт за следующим холмом».

Той ночью Лидии приснилось, что она ищет переулок Дракона-Свиньи. Вокруг сгущались сумерки, и с рикшей, тащившим повозку, что-то явственно было не так, и миссис Эшер всё вытягивала шею, силясь разглядеть его лицо. На этом человеке не было ничего, кроме белой набедренной повязки вроде той, что закрывала бёдра телохранителя Ито, когда Лидия навещала его в доме графа Мизуками. А ещё, как и у Ито, левую руку и бок рикши стягивали бинты. В сумерках Лидии показалось, что редеющие волосы мужчины вылезают пучками – точно так же, как вылезали у Ито.

Она в ужасе выскочила из повозки и оказалась среди совершенно одинаковых переулков с их лавками шелков, бумажными фонариками и толпами китайцев, спешащих по своим делам. Лидия поинтересовалась у торговца сладостями, стоявшего на углу Шёлкового переулка, не видал ли тот Исидро, и услышала ответ на превосходном английском: «Он просит простить его за долгое отсутствие, мадам, и велел передать, что оставил для вас послание в храме Бесконечной Гармонии». С этими словами торговец дал ей пару конфет и указал куда-то сквозь толпу. Лидия направилась к храму, но по пути ей постоянно казалось, что среди бесчисленных прохожих то и дело мелькает чьё-то знакомое лицо.