Эту битву вы выиграли, подумалось Илье, ему не встать с этой кровати. Но это не означает, что и война тоже проиграна.

Вечерело. Серые дымчатые тени затаились по углам, скоро бархатистый мрак укутает комнату.

«Переживу ли я ночь?»

«Не противься, – зашелестел голос, сухой и хрусткий, как осенний лист. – Усни. Уйди».

И в тот момент Илья решил: он уйдет. Но уйдет сам.

Его не выгонят – он покинет свое тело самостоятельно, пока есть еще энергия и силы, которые могут пригодиться. Илья не позволил себе додумать, для чего ему силы: не хотел, чтобы кукла подслушала его мысли.

Он посмотрел кукле в лицо, в застывшие, широко распахнутые карие глаза. За их матовой непрозрачностью таилась жизнь; сделанные искусной рукой, они смотрели и видели, светились злорадством.

Илья не отводил взгляда.

«Давай же, вытащи меня, забери! Перебрось в Нижний мир, тебя же для этого создали – вытряхивать людские души из тел, как мусор из коробки. Что ты медлишь? Я готов уйти!»

Он смотрел, сконцентрировавшись на своем желании. От напряжения на лбу выступил пот, пальцы рук сжались в кулаки, тело дрожало, как при высокой температуре.

«Призывай лаффолка, пусть занимает этот кокон! Забери меня!»

Глаза куклы превратились в два черных колодца, и в какой-то миг, оторвавшись, отделившись от себя, Илья помчался туда, в непроглядную пустоту, оставляя позади все, что многие годы составляло суть его бытия.

Жуткие мгновения полета в ледяной трубе – и Илья обнаружил себя сидящим в кухне на табурете. Рядом было окно, занавешенное тюлем, за окном – ночь или поздний вечер.

Перемена была настолько разительной, что Илья вскрикнул и вскочил на ноги, хлопая себя по груди и плечам. На нем были старые, протертые на коленях джинсы и красная футболка, в которые он переоделся вчера, вернувшись домой, и на долю секунды Илье показалось, что ничего не было: ни прибывших из зазеркалья лаффолков, ни Нижнего мира, ни куклы, что пялилась на него стеклянным взглядом. Сон, всего лишь сон!

Но иллюзия развеялась уже в следующий миг: Илья увидел, что находится на старой кухне, в той квартире, где они жили с матерью. Причем мебель и обстановка были совсем старые, будто он перенесся в далекое прошлое, когда ребенком сидел на колченогой табуретке и делал уроки.

Стены, оклеенные засаленной клеенкой, голая лампочка под потолком, убогие шкафчики с покосившимися дверцами, щербатые тарелки, чашки с битыми ручками, трещины на потолке… Воспоминания, которые Илья всеми силами старался изжить из памяти, закружились над ним, раскаркались хриплыми голосами, как вороны над свежей могилой.

Аккуратные зеленые тетрадки, исписанные рядами цифр и вереницами букв; самые дешевые авторучки, подклеенные бумагой и изолентой потрепанные учебники, прозрачная пластиковая линейка – из числа тех, которые дети обычно ломают или теряют по нескольку штук за учебный год, а Илье служившая, как и многие школьные принадлежности, несколько лет.

Нельзя ничего терять и ломать: мать может и не купить новое. Деньги в их семье в обязательном порядке находились только на выпивку, остальное – по остаточному принципу.

Кухня, где сейчас находился Илья, почти все десять школьных лет была местом, в котором проходила значительная часть его жизни. Классы, двор, квартира лучшего друга Миши – это было то хорошее, что всегда быстро заканчивается, откуда всегда приходится возвращаться. Возвращаться сюда, в место, которое так никогда и не стало домом Ильи, откуда он всеми силами стремился вырваться.

В комнатах царила мать и ее сменяющие друг друга любовники. Там шли бесконечные гулянки, ссоры, бурные примирения, вечно орал телевизор и сладко пели про любовь безголосые певички, которых обожала Ирина. Кухня была вотчиной Ильи – здесь его никто не беспокоил, спасибо хоть на этом. Он и спал бы здесь, но помещение настолько тесное и крохотное, что не поместится ни диван, ни даже просто матрас. Впрочем, за столом, положив голову на руки, он засыпал бессчетное количество раз.

Оказывается, проведенные на кухне часы – горькие, безрадостные, когда Илья чувствовал себя непоправимо одиноким, но вместе с нем страшащимся, как бы это одиночество не нарушило появление пьяной матери или ее приятелей – застряли в памяти, никуда не делись.

Былое, давно прожитое и похороненное, ожило: Илья слышал за закрытой дверью обрывки мелодий, громкие голоса, хохот, неясные шорохи, стуки, шаги. Он стоял посреди каморки размером с собачью будку и спрашивал себя, как тут оказался? И почему именно здесь?

Тоска, глухая и ноющая, как зубная боль, охватила его, и до Ильи, наконец, дошло. Нижний мир, наверное, способен принимать облик твоего личного ада. Илья очутился там, где хотел оказаться меньше всего, потому что именно в этом месте ему будет хуже, чем где бы то ни было.

Он посмотрел в окно. Перед ним был не обычный ночной город: никаких фонарей, окон напротив, машин, приткнувшихся возле подъездов. Тьма, чернота, пустота – вот что он видел, а звуки за стеной издавали обитатели Нижнего мира, пока, к счастью, скрытые от него.

«Они знают, что я тут?» – подумал Илья, глядя на дверь.

Тонюсенькая, с фанерой, приколоченной на месте выбитого стекла, она выглядела ненадежной и хлипкой. При желании такую можно выбить в два счета.

Если затаиться, сидеть тихо (именно так, как Илья и привык в детстве, чтобы не привлечь чьего-то недоброго внимания), можно надеяться, что твари, бродящие снаружи, не заметят, не придут, не навредят… Только вот разве за этим он сюда явился? Для того берег силы, чтобы растратить их на борьбу с собственным малодушием?

Идея, что пришла ему в голову, когда он находился еще в своем мире, была проста, ничем не подтверждена, но, возможно, спасительна. Ради нее, ради этой идеи и надежды, которую она давала, Илья и согласился оказаться в Нижнем мире добровольно, потому что иного способа спасти себя и других не видел.

Лаффолков в подлунном мире четверо; как сказал «Миша», четыре – особое число. Сильное и мощное.

Но ведь и их, людей, теперь в Нижнем мире тоже четверо! Возможно, все вместе они тоже обладают силой, и, объединившись, сумеют вернуться?

Люди и лаффолки поменялись местами, близких Ильи изгоняли, выдавливали в Нижний мир по одному – непонимающих, растерянных, измученных, испуганных.

Но Илья, в отличие от родных, знал, что происходит, и ему нужно найти маму, Мишу, Лелю, чтобы попробовать обратить процесс вспять.

Осмотрев свое вынужденное обиталище повнимательнее, Илья увидел, что покинуть его можно только одним способом – через дверь. Окно оказалось чем-то вроде муляжа: картинка на стене, просто черный прямоугольник, небрежная и грубая имитация.

Илья направился было к двери, но замер, не решаясь открыть. Как искать мать в Нижнем мире, он понятия не имел – наверняка он колоссален, запутан и опасен, как яма со змеями. Илья и не надеялся сориентироваться в лабиринтах кошмарного, загадочного места, он лишь хотел верить, что сработает принцип притяжения. Ведь он и остальные – люди, инородцы в Нижнем мире. Илья надеялся, что это поможет им отыскать друг друга.