Что-то подсказывало ему: все может получиться, ведь энергия – всегда первична, а сила намерения велика. Однако, стоя возле двери, Илья сознавал, что не может заставить себя открыть ее.

Даже руки поднять не может.

Чувство безысходности навалилось, поглотило – такое всеобъемлющее, что он согнулся под его тяжестью, сжавшись в комок.

Все самое плохое, что Илья мог чувствовать и помнить, о чем мог думать, пришло к нему в ту минуту.

…Мать в бешенстве кричит на него, семилетнего, от нее пахнет кислым вином и сигаретами, и капельки слюны попадают Илье на лицо.

…Очередной хахаль матери дал Илье пощечину, толкнул о стену так, что голова потом еще долго болела, а она сделала вид, что не знает об этом.

… Мать нашла и пропила с дружками деньги, который Илья заработал за несколько месяцев, подметая дворы, моя машины и полы в подъездах. Он копил на подержанный ноутбук, и нужная сумма уже была собрана.

Позабытые дни рождения и пропущенные школьные праздники; жгучие, как крапива, обиды и мимолетом нанесенные оскорбления, нищенская одежда, постоянные издевки, черная неблагодарность, насмешки, нежелание защитить своего ребенка – оказывается, Илья ничего не забыл, не простил! Такое не прощают.

Он не может отправиться на поиски матери, потому что не хочет видеть эгоистичную, ничтожную, но вместе с тем жестокую женщину, лишившую его детства. Никогда.

«Илюша, они этого и добиваются, они лгут! Разве ты не понимаешь?»

Голос Томочки прозвучал так ясно, что Илья вскрикнул и завертелся на месте, оглядываясь: откуда она тут? Как сюда попала?

Нет, конечно же, нет здесь Томочки. Но то, что она как-то сумела достучаться до него, встряхнуло Илью, отрезвило. Томочка права! Только это врагам и нужно: погасить свет в его душе, чтобы злость и ненависть камнями утянули Илью на дно, не позволили выплыть ни ему, ни его родным и близким.

– Мама! – громко позвал он, перекрикивая звуки за дверью, заглушая собственные воспоминания о дурном. – Мама, я иду! Я люблю тебя!

Сказал, зная, что это правда. Гадкие сцены из прошлого, атаковавшие его голову, поблекли, когда он подумал о том, как искренне мать раскаивалась, как мужественно боролась с болезнью, чтобы не стать обузой сыну; как старалась хоть чем-то порадовать его, угодить, загладить вину. Вспомнилось письмо, которое мама, немного оправившись после инсульта, целый день выводила непослушной левой рукой: неуклюжие квадратные буквы кричали, умоляли о прощении.

И он простил. Давно уже простил!

Не медля ни секунды, более не сомневаясь, Илья взялся за ручку и потянул на себя дверь, продолжая призывать мать, всем сердцем веря, что она услышит и отзовется.

А дальше случилось то, на что он и не рассчитывал. Дверь отворилась, и Илья очутился в больничной палате – точной копии той, где несколько недель лежала мать, когда ее разбил инсульт.

Мама и сейчас была здесь: сидела на кровати, с ужасом глядя на открывшуюся дверь.

– Я нашел тебя! – воскликнул Илья.

Она всматривалась в его лицо, и он подумал, что придется успокаивать мать, объяснять, что он – это он, и вреда ей причинять не собирается. Но ничего этого не потребовалось.

Мать сразу, в следующий же миг безошибочно поняла, что перед ней не оборотень из Нижнего мира, а ее сын. Встала с кровати, поковыляла к нему так быстро, как могла. Они обнялись, мать припала к нему, крепко обхватив здоровой рукой.

Увечье матери осталось при ней и в Нижнем мире, но даже с неподвижной, мертвой рукой, еле ходящая, почти немая, она была лучше, ближе, живее рафинированной копии, что заняла ее место.

– Ты знаешь, где мы, мама?

Она подняла голову и посмотрела на него. «Разговорного» блокнота не было, но Илья научился понимать, что она хочет сказать.

«Темное место, сыночек».

– Оно называется Нижний мир.

«Кукла виновата. Демон».

– Да, мама.

«Я умерла?»

Во взгляде ее заметался запоздалый ужас: если ее нет в живых, то и его тоже!

– Нет, мы живы, – быстро проговорил Илья. – Это сложно объяснить. Но наши души оказались тут, а в телах обитают другие хозяева. Выдворили нас и заняли наше место.

Илья хотел объяснить про Мишу и Лелю, сказать, что вместе они, может статься, сумеют выбраться, но тут обстановка вокруг них начала меняться.

Пол затрясся, стал проваливаться. Стены начали двигаться и наползать друг на друга, грозя раздавить Илью с матерью. Сам воздух вибрировал, как перед грозой, а где-то вдали начал нарастать гул.

– Что происходит? – крикнул Илья, прижимая мать к себе. – Такое раньше бывало?

Она не успела ответить, как их потащило куда-то, сопротивляться этому было невозможно. Илью заботило только одно: как бы им с мамой вновь не разлучиться, не потерять друг друга, поэтому держал ее изо всех сил.

Боялся он напрасно: все закончилось так же быстро, как началось. Под ногами снова был твердый, выложенный квадратными плитами пол; высоченный потолок терялся где-то в вышине, а стены огромного помещения, где они очутились, были неподвижны и находились на большом расстоянии друг от друга.

Место было смутно знакомым, Илье показалось, что он тут бывал, но по-настоящему задаться этим вопросом не успел, потому что услышал:

– Илюха! Господи! Это ты?!

Не разжимая рук, Илья обернулся на голос и завопил в ответ:

– Мишка!

В следующую секунду они стояли, обнимая друг друга – скитальцы, невольные гости чуждого Нижнего мира. Их было четверо, потому что Леля тоже оказалась здесь.

Илья был так счастлив увидеть Мишу – не подделку, не слепок, а живого, настоящего Мишу! Но при этом с болью спрашивал себя, как мог быть настолько слеп, глух и глуп, что поддался обману, не разглядел самозванца, столько времени находясь с ним бок о бок? Как позволил убить Томочку, подменить мать и Лелю? Девушка грустно улыбнулась Илье, и он понял, что она вспомнила об их неудачной, запоздалой попытке разобраться в происходящем.

Когда эмоции от встречи немного улеглись, Илья посмотрел по сторонам, пытаясь понять, где они находятся.

– Узнаешь? – спросил Миша.

– Похоже на холл отеля «Петровский», – неуверенно проговорил Илья, – правда, в то время, когда здесь еще была больница. Я на фотографиях видел. Только намного больше.

– Я увидел это место, когда пришел в отель. А выйти не смог. Леля сказала, я тут больше трех месяцев болтаюсь.

– Как ты… – Илья хотел сказать «выжил», но к горлу подступил ком.

Мишка, который в любую минуту был готов бросить все и бежать к нему на помощь, рискуя жизнью; который и оказался-то в Нижнем мире только из-за него, из-за желания помочь ему, провел в этом аду долгие месяцы! А в это время Илья, его лучший друг, все морщил лоб и приглядывался к лаффолку, все успокаивал себя тем, что Миша был в коме, а потому изменения его личности абсолютно нормальны и даже к лучшему!