о фирменных блюдах ресторана. Мы конечно же согласились. Официант сказал, что в меню есть чилийский сибас в соусе песто с зеленой фасолью (green beans). Мы с женой посмотрели друг на друга и исполнили дуэт Алекса и Гриффина (когда один говорил ‘green, а другой отвечал Ъеап), они часто так делали. Официант посмотрел на нас, задаваясь вопросом, в своем ли мы уме». Мистер Алекс умел влиять на людей.

В конце 2000 года, спустя некоторое время после записи шоу Frontiers, было запланировано мероприятие для спонсоров. Я не собиралась показывать, как Алекс умел работать с фонемами, отдельными звуками, из которых состоит слово, но спонсоры попросили продемонстрировать, как Алекс справляется с этим заданием. Мы с Алексом начали работу над этим проектом еще в Тусоне, продолжили в Медийной лаборатории. Мы тренировали Алекса произносить фонемы, но не потому, что хотели научить его читать таким же образом, как это делал человек. Мы хотели разобраться в том, понимает ли Алекс, что слова, которые он учит, состоят из звуков, которые можно сочетать различным образом и создавать новые. Мы знали, что он порой бормотал что-то наедине с самим собой, произносил нечто вроде «green», «cheen», «bean», «keen». Эти наблюдения давали нам основания полагать, что он действительно понимал, что «слова» состоят из некоторых частей, которые могут быть использованы по-разному. Но, как и всегда, нам требовались более веские научные доводы.

Мы использовали пластиковые магнитные буквы (которые обычно крепятся на холодильник), каждая буква была определенного цвета. Мы учили его звукам, соотносящимся с различными буквами или комбинациями букв. Например, мы спрашивали Алекса: «What color is ‘ch’?» (‘Какого цвета буква, обозначающая звук «ч»?’), «What sound is purple?» (‘Какой звук передает буква фиолетового цвета?’). Он весьма успешно отвечал на вопросы.

У нас было немного времени для записи «демоверсии». Спонсоры обязательно хотели увидеть, как Алекс делает все эти вещи, демонстрирует свои умения. Я показала Алексу поднос, на котором лежали буквы. Я спросила: «Alex, what sound is blue?» (‘Алекс, какой звук обозначает голубой цвет?’). Он ответил: «Ссс». Он дал правильный ответ, и я похвалила его: «Хорошая птичка Алекс, молодец». Он же ответил мне на это: «Хочу орех». Поскольку у нас было не так много времени на съемки, я не хотела тратить его на то, чтобы кормить Алекса орехами. Я сказала ему, что нужно подождать, и задала следующий вопрос: «What sound is green?» (‘Какой звук обозначает зеленый цвет?’). Он ответил: «Шшш» – и снова оказался прав, я снова похвалила его, сказав: «Молодец, хороший попугай». И снова услышала на это «хочу орех». «Алекс, подожди, – сказала я. – What color is «ог» (‘Какого цвета звук «о»’?). «Оранжевый» (‘Orange’), – услышала я в ответ. Снова похвалила Алекса. «Хочу ОРЕХ», – сказал он. Было очевидно, что он немного разочарован тем, что не получает желаемого. В конце концов он прищурился и внимательно посмотрел на меня, это всегда что-нибудь предвещало. И вот он посмотрел на меня и произнес медленно, по слогам: «Хочу орех… о-рех».

Я была ошеломлена. Это всё равно если бы он сказал: «Эй, ты, глупая женщина, мне что, по слогам повторить, чего я хочу?» Еще более показательным и важным было то, с каким рвением он вел себя во время наших тренировок. Мы обучали его произносить отдельные фонемы, мы произносили слово по частям, лишь отдельные части слова. Возможно, тем рвением, с которым он занимался, Алекс хотел сказать нам: «Я знаю, к чему вы клоните, я знаю, какая цель у нашей работы сейчас, давайте будем заниматься целыми словами!» Этот момент в нашей работе изумил меня. И он таил в себе все умения, которые Алекс мог продемонстрировать в следующие годы совместной работы.

Через несколько месяцев, когда стало известно, что я могу остаться в Медийной лаборатории еще на некоторое время (сверх тех двух лет, что я там провела), будущее начало казаться еще более многообещающим. Было еще много вещей, которые предстояло решить: например, получу ли я ставку профессора или со мной подпишут контракт на длительный срок как с ученым-исследователем. Для меня это время было весьма непростым. Я ведь должна была знать до конца 2001 года, когда закончится мой отпуск и мне нужно будет вернуться в Тусон. Поэтому на август я уже договорилась об аренде двух грузовиков для переезда. С одним была договоренность в Бостоне на случай, если мне придется везти вещи назад в Тусон, а с другим – в Тусоне, если мне придется остаться в Бостоне и мне там потребуются мои вещи.

В конце концов со мной как с ученым-исследователем подписали долгосрочный договор на пять лет, я получила финансирование моего проекта в той мере, в которой мне требовалось. Действительно, вышло так, что мне пришлось отказаться от работы в штате и стать фрилансером. Но о лучшем нельзя было даже мечтать. У меня были все возможности продолжить свои исследования когнитивных способностей животных, которыми я занималась на протяжении многих лет, а также я могла открыть для себя и привлечь новейшие технологии для своих опытов. И мне совершенно не нужно было беспокоиться о финансировании. И мы с Алексом будем вместе!

Через три месяца, в середине декабря 2001 года, я узнала, что оказалась среди тридцати человек, которые остались без работы: их проекты в Медийной лаборатории были закрыты. Уже давно сгущались тучи и нависала угроза над финансированием лаборатории. Год назад индекс развития тяжелых технологий (NASDAQ index) достиг своего максимума, а затем стал катастрофически снижаться, предвещая крах «пузыря», созданного за счет усиленного использования dot com-технологий. Потом случилось 11 сентября 2001 года[7], еще больше усугубившее экономические проблемы. Корпоративные спонсоры больше не могли оказывать лаборатории ту поддержку, что раньше.

Когда два года назад я приехала в лабораторию, она была на пике своих финансовых и технологических возможностей. Будущее виделось мне полным безграничных возможностей для исследований. А отныне у меня вообще не было работы и негде было продолжать исследования с Алексом и его друзьями.

Задолго до того, как я узнала, что остаюсь без работы, уже возникали проблемы с размещением моих птиц. В сентябре я перевезла Алекса и Гриффина в Ньютон, пригород Бостона, чтобы они могли жить в доме Марго Кантор (Margo Cantor). Сын Марго был одним из тренеров Алекса в Медийной лаборатории, Марго любезно согласилась присмотреть за птицами, пока мы peшали вопросы с размещением. Варт же переехал в Нью-Йорк и жил в квартире моей подруги Мэгги Райт (Maggie Wright). Предполагалось, что такое размещение