Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто знает, какие мысли были в его голове, когда он правильно отвечал на первую серию из пяти вопросов. Очевидно, Алексу не было интересно отвечать на них: это объясняет забастовку, которую он объявил мне. Спустя две недели у меня возникло ощущение, что моему испытуемому пришла в голову следующая идея. «Как бы мне сделать это более захватывающим? – наверно, задавался вопросом Алекс. – Пожалуй, я буду присваивать названия тем предметам, которых нет на подносе». Скука – очень мощная эмоция для многих детей, учащихся в школе. Оказывается, такую эмоцию могут переживать не только люди.
Я хотела бы отметить, что использование Алексом слова «попе» / «ничего» в контексте производимых мной тестов важно по нескольким причинам. Во-первых, «ноль» – понятие абстрактное. Обозначение для этого понятия появилась лишь в XVII веке. Во-вторых, важно то, что Алекс использовал слово «попе» (‘ничего’») в этом контексте самостоятельно, это было его личным изобретением. Мы не обучали его этому, он сам об этом догадался.
Незадолго до того, как я покинула Северо-Западный университет и переехала в Тусон, я обсуждала достижения Алекса с преподавателем философии Университета Тафтса Дэном Деннетом (Dan Dennet). Он был удивлен и предложил мне: «А что, если ты задашь Алексу вопрос “Какой предмет зеленого цвета?” (‘What’s green?’). При этом предмет зеленого цвета будет отсутствовать на подносе. Скажет ли он “ничего” (‘попе’)?» Подобный эксперимент был, с моей точки зрения, несколько спорным, но я всё равно решила попытаться. Я показала Алексу поднос с различными разноцветными предметами и спросила «Какой предмет фиолетового цвета?» (‘What’s purple?’). Предмета фиолетового цвета не было на подносе. Алекс посмотрел на меня и ответил: «Хочу виноград». Виноград – фиолетового цвета. После первой попытки я подумала: «Он пытается меня обхитрить. Кажется, он задумал что-то необычное. Но как мне определить, когда он демонстрирует свой ум, а когда ошибается?» Это оказалось сложнее, чем я себе представляла. И я отказалась от идеи подобных тестов.
В конце концов, Алекс сам придумал это. Мой попугай, наделенный крошечным мозгом, казалось, использовал понятие «ничего» так же, как и великий греческий математик Александрии Евклид. Освоение Алексом понятия «попе» (‘ничего’) было таким же впечатляющим, как и его попытки составлять слова из фонем. Тренируясь, он произносил звуки «и», «а», «т», стремясь составить целое слово. Чего же еще мне ожидать от Алекса дальше?
В июне 2004 года, в тот месяц, когда мы завершили серию тестов и работу над формированием понимания чисел, мы сразу же начали следующее дополнительное исследование. Я не планировала ничего подобного. Идея родилась из поведения
Алекса, постоянно встревавшего в мои занятия с Гриффином.
Чтобы обучить Гриффина числу два, мы давали ему прослушать два «клика», которые издает компьютерная мышка. Далее мы задавали ему вопрос «How many?». Гриффин не отвечал. Он замирал и выглядел смущенно. Я еще раз производила тот же звук и задавала Гриффину тот же вопрос. Ответа не было.
И тут «включился» Алекс. «Четыре», – произнес он, сидя наверху своей клетки. «Замолчи, Алекс, – сказала я резко. – Я спрашиваю Гриффина». Я думала, что ответ Алекса был необдуманным. Я еще раз произвела звук в два клика. Встревоженный Гриффин по-прежнему не мог ответить на мой вопрос. Алекс же сказал «шесть». «Шесть! Неужели он сложил все звуки и получил это число», – подумала я.
Психолог Салли Бойзен (Sally Boysen) исследовала ранее способности к устному счету и сложению чисел у шимпанзе. При проведении своих исследований она использовала физические объекты, а не звуки. Я решила провести подобные тесты с Алексом. По стечению обстоятельств я только что получила стипендию от Института Рэдклиффа в Гарварде. Исследования я могла начать в конце года. Стипендия предполагала сотрудничество с коллегами Гарвардского университета, которые изучали способности к устному счету у детей.
Математические способности Алекса были протестированы следующим образом. Мы показали ему поднос, на котором находилось две перевернутых пластиковых кружки. Под одной лежали два ореха, а под другой – три. Мы подняли первую кружку и сказали: «Алекс, посмотри», а потом кружку снова опустили на то же место. То же самое мы проделали и со второй кружкой. Когда мы, наконец, начали тестирование и задавали вопрос «Сколько всего орехов?», ответы Алекса были правильны в 85 % случаев. Он действительно умел складывать числа. Подобные способности поставили Алекса в один ряд с детьми и шимпанзе.
А что, если под кружкой не будет орехов и мы спросим «How many total?» (‘Сколько всего?’), ответит ли Алекс «попе» (‘ничего’)? Мы провели подобный эксперимент восемь раз. Первые четыре раза Алекс ничего не ответил. Дальше он смотрел на меня с видом, который говорил «эй, не забыли ли вы чего-то?». Он не ответил на наш вопрос «два», как мог бы это сделать, если бы он перепутал количество кружек с тем ответом, который мы от него ожидали. Следующие три раза он ответил «один». На последнем тестовом вопросе он снова ничего не ответил. Интересно, что в подобных случаях шимпанзе ошибались подобным же образом и отвечали «один».
Поведение Алекса продемонстрировало мне, что его понимание понятия «zero» (‘ноль’) не столь разностороннее, как у человека. Для него оно не было началом числового ряда, доходящего до шести. Когда он давал ответ «опе» (‘один’) на мой вопрос, он поступал сходным с приматами образом, стремясь назвать самое маленькое число, какое он знал. (Позднее мы начали учить его, что «круг» – это название деревянного предмета без углов («попе corner wood»), и после цикла тренировок убедились, что Алекс всё понимает.) Но, несмотря на то что он хорошо себя проявлял, он не давал отличных результатов, его ответы находились, так сказать, между пониманием этого понятия, сформировавшимся в эпоху Евклида, и представлениями людей XVII века.
И всё же Алекс себя очень хорошо проявил, когда мы в наших совместных с ним тестах приступили к работе над пониманием свойства «эквивалентности», равноценности между словами, которые он заучивал, и обозначаемыми ими предметами и понятиями. Мой питомец снова сам дошел до понимания этого свойства. И проделал это без какой-либо специальной тренировки.
Алекс был знаком со звуковыми названиями арабских цифр вплоть до числа шесть. (Мы начали с ним работать над этим еще в Тусоне, в 1990-х годах, и вернулись к подобным тренировкам в ноябре 2004 года.) Алекс также умел называть определенное количество объектов (опять-таки до шести) независимо от того, игрушки ли это, машинки, ключи,