Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Непропорциональные, — закивала Юми. — Ненамного, но опытному глазу заметно.
— Опытному глазу?
— Я художница. А художнику нужно знать анатомию.
— Обязательно, — улыбнулся Вольфрам. — Замечательное у вас хобби.
— Эм… это не хобби. Я профессиональная художница, — Юми выделила голосом слово. — Неплохо этим зарабатываю.
«Ну не могла не похвастаться» — с усмешкой подумал Виктор.
— Если люди готовы платить, чтобы насладиться вашим творчеством — то это успех.
Виктор как раз в этот момент хотел отпить гадости, и вместо смеха забулькал в кружку. Едва не облился.
— Я покажу, над чем сейчас работаю, — засуетилась Юми.
— Лучше не надо, — усмехнулся Виктор.
— Позвольте, я сперва закончу рассказ, — попросил Вольфрам. — Но потом — обязательно.
Юми аж засветилась. Вольфрам поставил два локтя на стол, сплёл пальцы и начал рассказ.
— Человек как биологический вид, как хомо сапиенс, сформировался в результате эволюции в определенном, довольно узком диапазоне условий. И когда развитие цивилизации потребовало колонизировать другие миры, оказалось, что они для него не подходят. В большей или меньшей степени, но условия рознятся, и нигде не будет второй Старой Земли. Проблему… относительно успешно купировали разными способами, как правило техническими.
— Терраформирование? — спросила Юми.
— В том числе. Но это не было панацеей. И тогда ученые, несколько коллективов независимо друг от друга, стали разрабатывать медикаментозную терапию для ускорения адаптации.
— Решили ускорить эволюцию? — предположил Виктор.
— Эволюция работает совсем не так, — покачал головой Вольфрам. — Лучше понимать это как узконаправленные мутации.
— Мутации?.. — забеспокоилась Юми. — А потом что-то пошло не так, не сработало как надо, и просто ударило по здоровью людей? Сделало их, ну… мутантами?
— Вы не только очаровательны, но и умны. Мутации оказались… трудноуправляемы. Все участники и добровольцы пожалели, что согласились. Но эффект сохраняется даже спустя несколько поколений.
Юми отвела глаза. Виктор поморщился и отхлебнул остывшей гадости из кружки.
— Жаль, что всё так вышло, — вздохнула девушка. — Что не получилось.
— Не все так думали, — помрачнел Вольфрам. — Опасения высказывались в основном насчет успеха проекта. Существовала гипотеза, что направленная мутация закрепится в геноме и со временем приведет к образованию нового подвида хомо сапиенс. Который, с течением времени, может утратить генетическую совместимость с исходным. А это катастрофа.
— Всё так плохо? — осторожно спросила Юми.
— Всё ужасно, — вздохнул Вольфрам. — Представьте, что рядом с вами живут другие люди. Они дышат таким же воздухом, потребляют те же ресурсы. Но они — не вы, они другие.
— Это называется расизм, — заметил Виктор.
— Это гораздо хуже, — отрезал Вольфрам. — «Расизм» — это когда ты не любишь человека за то, что у него кожа другого цвета. А потом твой сын женится на его дочери, и ты со счастливой улыбкой нянчишь внуков. Но если новый подвид человека генетически не совместим с исходным, никаких внуков не будет. Потому что вы принципиально другие. У вас не может быть совместного будущего. Но вы потребляете одни и те же ресурсы…
«А тема его задевает,» — подумал Виктор. — «Вон как заговорил, позабыл культуру». А вслух сказал:
— И, рано или поздно, встанет вопрос: «если мы разные, то зачем делиться?».
Он попробовал отхлебнуть из кружки, но гадость предательски закончилась.
— Вот именно, — кивнул Вольфрам. — Человечество и так разобщено сверх всякой меры.
— Так было до открытия маяков, — заметил Виктор.
На самом деле он не сильно любил умничать, но разговоры «в одни ворота» немного раздражали.
— А что изменили маяки? — спросил Вольфрам и пробарабанил пальцами по столу. — Сколько вы видели планет? Настоящих, по которым можно без скафандра ходить.
— Две, — ответил Виктор.
— Ну, если выкинуть все луны и астероиды… — задумалась Юми. — Тогда тоже две. Эта вторая была.
— Серьезно? — не поверил Виктор.
— Горючее денег стоит, — проворчала Юми. — Я не могу просто так лететь куда хочу. А все заказы в основном на мелкие луны, вроде тех армкорповских шахт где мы с тобой были.
— А на планету только один раз повезло?
— Нет. Я туда летала на экскурсию, еще когда корабля не было. Хотела посмотреть на настоящий лес. Фотографии в сети — это не то. Живьём увидеть настоящее дерево, а не кустик в кадке…
Художница прикрыла глаза, явно вспоминая что-то приятное.
— А куда летали? — уточнил Вольфрам.
— Луара-2.
— Красивое место. Но самый лучший лес — это Фудзин. Весной или осенью.
— А ты там был?
— Много раз.
— Я фотографии видела. Но туда лететь далеко. Прыжков пять или шесть…
— Вы же с Хаба-3? Оттуда семь.
— Ой, — помрачнела Юми. — Ну тогда точно не судьба…
— Давайте вернемся к теме, — предложил Виктор.
Он встал из-за стола и направился к кухонным шкафам за новой порцией гадости.
— Согласен, — улыбнулся Вольфрам. — О чем мы там говорили?
Посмотрел на свои руки, будто пересчитывая их, выбрал одну и многозначительно указал пальцем в потолок:
— Итак… почему у меня четыре руки?
Юми сразу же забыла про стоимость горючего и уставилась на него. Даже наклонилась вперед через стол.
— Как я уже говорил, проектов по «направленным мутациям» было несколько. Мне известно четыре. Только один из них успел перейти в стадию широкомасштабных испытаний. Результат вы видели.
— А остальные три? — спросила Юми.
— Были прекращены на очень ранней стадии. Я знаю, вы слышали про «Отдел Рекламаций»…
— Даже так? — удивился Виктор.
Он как раз возвращался к столу с кружкой свежезаваренной гадости.
— «Технология, опасная для человечества», — вздохнул Вольфрам. — «Отдел» просто не мог не вмешаться.
— И, думаю, они не стеснялись в средствах.
— А я не думаю, я знаю.
— Ты их видел? — спросила Юми. — Этих… террористов? Ну, «Отдел».
— Да. Вот так же как тебя сейчас.
— На одном из тех трёх проектов? И поэтому ты так много о них знаешь?
— Вы очень проницательны, капитан, — улыбнулся Вольфрам.
Виктор присел на краешек стола. При 0,2G можно было и постоять, но рефлексы никуда не денешь.