Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тц, – Меркулов притворно цокнул языком и прикусил нижнюю губу в кривоватой улыбке. – Что за героические речи? В первую очередь, да и в единственную возможную, ты спасал лишь свою задницу, Дануся. И только. Правда, способ выбрал так себе, на троечку.
– Меркулов!
– Не злись. – Меркулов склонился над ухом Коваленского, опалив его горячим дыханием. – Мы все в одной лодке. Ты же не крыса – бежать не станешь, верно?
Коваленский ничего не ответил – лишь шумно сглотнул, подавшись назад. Он знал, что ни о какой общей лодке и речи быть не могло – Меркулов выдаст его при любом удобном случае, обнажит гнилое нутро и предаст огласке его секреты. Но что он мог сделать? Смиренно ждать или действовать на опережение? Верного ответа не было.
Меркулов выпрямился и одобрительно посмотрел на Коваленского, по-своему расценив его молчание.
– Славно, – с усмешкой похвалил он и пренебрежительно похлопал старосту по щеке. – Умница, Дуся. Всегда знаешь, что нужно делать.
Коваленский покидал клубную комнату на автопилоте. В голове стоял неясный гул, а ноги волочились, словно вовсе ему не принадлежали. Пальцы скользили по рельефной стене, иногда цепляясь короткими ногтями за небольшие штукатурные выступы. Даниил был в растерянности. Знал, что рано или поздно правда вылезет наружу, но все же не был к ней готов. К такому невозможно быть готовым.
Тем временем…
– Сергей Александрович, я не особо понимаю, что здесь делаю…
Морозов решил немного уклониться от заданного курса и допросить Аверину вне очереди. Честно говоря, он сомневался, что она могла быть причастна к смерти Василевской, но не мог игнорировать показания Сомбат. Ревность – мощный катализатор. Она подминает любовь и доверие под себя, слепо руководит поступками человека, превращая его в безвольную куклу. Оскорбленная женщина, преданная мужчиной, могла сравниться с настоящим стихийным бедствием.
Ольга сидела напротив следователя. Обнаженные колени были тесно прижаты друг к другу, ноги приподняты на носочках, а пальцы аккуратно поправляли складки широкой юбки. От Авериной веяло спокойствием, каким мало кто обладал из числа сидевших напротив следователя. Морозов с интересом и особой внимательностью наблюдал за ней, но не заметил в ее поведении ничего, что могло бы навести на подозрительные мысли. Ни тени страха или сомнений.
– Хочу допросить вас в качестве свидетеля по делу о смерти Василевской. Кажется, до разъяснения ваших прав и обязанностей я изложил свои намерения предельно ясно.
– Так-то оно так. Однако какое отношение я имею к Василевской?
– Это вы мне скажите, – Морозов открыл ежедневник и щелкнул ручкой. – Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Василевской? В каких отношениях состояли?
– В прошлом году, – Аверина поскребла ногтем кончик чуть вздернутого носа. – Все вилась вокруг моего парня, поэтому ее было сложно не заметить. Но это все мелочи. Подобное случается не впервые, не привыкать.
– Имя?
– Простите?..
– Имя вашего парня, – уточнил Морозов и посмотрел на Аверину исподлобья.
– Игорь Дубовицкий, – мгновенно отозвалась Ольга.
– Разве он не состоял в отношениях с потерпевшей?
– Чушь! – Аверина резко мотнула головой. – Это все лишь слухи, не более.
– Слухи, значит… – Морозов чуть склонил голову к плечу и скривил губы в подобии улыбки. – Так в каких отношениях с Василевской вы состояли?
– Ни в каких, – Ольга задумчиво поджала нижнюю губу. – У меня нет желания общаться с такими людьми.
– Какими «такими»?
– О мертвых либо хорошо, либо ничего…
– …кроме правды, – перебил ее следователь. – Эту фразу всегда используют неверно. Поэтому, пожалуйста, Ольга Михайловна, говорите все, что вам известно. Тем более что это ваша прямая обязанность.
– Окей…
[Воспоминания Авериной в показаниях – Сентябрь. Второй год обучения Василевской, 2022–2023]
Ольга раскуривала уже не первую сигарету. Сизый дым невесомой струей сочился меж приоткрытых, чуть обветренных губ. Она перекатывала тлеющий окурок пальцами и бесцельно блуждала взглядом по территории кампуса с высоты шестого этажа. Каменная балюстрада, опоясавшая балкон, нагрелась под лучами жаркого сентябрьского солнца. Аверина прислонилась к ней всем телом, свободной рукой рассеянно погладила собственное плечо.
Ссоры повторялись все чаще. Понимание они находили все реже. Аверина была подле Игоря уже не первый год и ко многому должна была привыкнуть, но со временем становилось сложнее. В этих отношениях ее было все меньше, она словно становилась бесцветной, сливалась с ним, а может, и вовсе растворялась в нем. Каждый раз Игорь возвращался к ней, и каждый раз она принимала его безропотно, с искренней радостью, как преданный щенок. Верила, что особенная. Надеялась, что все по-настоящему.
– Скучаешь, Аверина? – ненавистный голос раздался за спиной Ольги.
Аверина прикрыла глаза и щелкнула пальцами. Окурок кошачьим прыжком перелетел через балюстраду, устремившись вниз. Ольга сделала глубокий вдох и медленно выдохнула через нос. Ей не стоит поддаваться эмоциям. Она должна быть сдержанной, чтобы оставаться необходимой для него. Чуть отстранилась от ограждения и повернулась к Василевской, натянув на лицо лучшую из своих улыбок.
– Ты, я так понимаю, решила мою скуку развеять?
– Верно.
Василевская подошла ближе, прислонилась боком к ограждению и оказалась лицом к лицу с Авериной. Ольга, к своему стыду, считала Соню красивой: изящные тонкие черты лица, полные губы, нижняя чуть больше другой, аккуратный нос. Голос сладкий, словно медовая патока, раздражал до скрежета в зубах. Небесно-голубые глаза в обрамлении густых смоляных ресниц не портили даже эти уродливые очки. Василевская первая, кто так ранил Аверину.
– Что-то хотела?
– Да нет, – Василевская застегнула две верхние пуговицы на рубашке, затем поправила ворот. – Проходила мимо и увидела тебя. – Она чуть склонила голову к плечу и большим пальцем провела от уголка губ вниз по нижней, неотрывно смотря Авериной прямо в глаза.
Ольге не нужно было говорить прямо. Понимала все без лишних слов. Василевская снова была у Игоря и совершенно не пыталась это скрыть. Бесстыжая и подлая. Аверина теснее сжала челюсти и отвернулась, не выдержав этого слишком красноречивого взгляда.
– Не надоело быть пустой подстилкой? – с усмешкой спросила Василевская.
– Единственная подстилка здесь – это ты, – Аверина старалась скрыть волнение, но голос предательски дрогнул и чуть осип.
Соня тихо засмеялась. Ее смех нарастал раскатистым громом. Оглушал. С ощущением подступающей тошноты Аверина прикрыла веки и крепко сжала кулаки, не в силах более выносить этот голос.
– О-о-ох, – сквозь стихающий смех выдохнула Соня. –