Насмешила. Фу-ух… Игорь бегает за мной, а ты бегаешь за ним. Чувствуешь разницу? – Она чуть отстранилась от балюстрады и шагнула вперед. Прошептала у самого уха, обжигая горячим дыханием: – Никчемная. Пустышка.

Аверина ничего не ответила. Лишь когда удаляющиеся шаги совсем стихли, она шумно задышала, словно все это время задерживала дыхание. Слова Василевской больно ранили, наверное, из-за того, что отчасти являлись правдой.

– И часто у вас возникали подобные конфликты? – поинтересовался Морозов.

– Разве это можно назвать конфликтом? – Аверина тихо усмехнулась и накрыла колени ладонями. – Я никогда не велась на ее провокации.

– Конфликт – это не всегда взаимная агрессия. Вы не были друзьями, но и поддерживать нейтральные отношения, очевидно, были не в состоянии. Так что да, это был конфликт. – Морозов тихо вздохнул и решил повторить свой вопрос: – Как часто происходило подобное?

– Она обратила внимание на Игоря в первый же день, как оказалась в кампусе. – Аверина опустила глаза и стала рассеянно теребить подол юбки. – Конечно, она не была такой дерзкой и наглой. Прикидывалась пушистой мышью, виляя хвостом. Вся такая воспитанная, красавица тихоня. Однако буквально через пару месяцев она осмелела. Перед Игорем она всегда была такая… правильная, что ли, невинная. Но ее истинное лицо омерзительно.

– Вот как… – Морозов сделал кое-какие пометки в ежедневнике. – Вы никогда не начинали конфликт первой?

– Нет.

– Никогда не отвечали на ее агрессию?

– Нет.

– Уверены? – уголки губ Морозова дрогнули.

– Уверена, – сипло ответила Аверина.

– Вы сказали, что между Дубовицким и Василевской не было отношений, но при этом своими показаниями лишь подтверждаете наличие между ними интимной связи. Как можете это объяснить?

– Секс и чувства – разные вещи, – сквозь тугой ком в горле выдавила из себя Аверина.

– Значит, между вами были чувства?

– Что?.. – Ольга опешила от столь откровенного вопроса. – Вам не кажется, что это вас не касается?

– Кажется, – легко согласился Морозов. – Где вы были шестнадцатого февраля с двадцати двух часов до полуночи?

– В комнате Игоря, – не раздумывая, ответила Аверина. – А что? Подозреваете, что я могла убить Василевскую? Интересно, как вы себе это представляете?

– А как же комендантский час? – ироничные вопросы Авериной следователь пропустил мимо ушей намеренно. Все эти провокационные выпады, что являлись чистой воды защитной реакцией, были ему хорошо известны. Их не стоило воспринимать всерьез.

– Это тоже вас не касается.

– Дубовицкий сможет это подтвердить?

– Разумеется!

Морозов тихо усмехнулся, оставляя отметки в ежедневнике. Он прекрасно помнил тот недолгий допрос Дубовицкого, в ходе которого староста ясно дал понять, что в момент, когда предположительно убивали Василевскую, в комнате он был один. Не нужно быть полиграфом[9], чтобы понять – Аверина была с Морозовым не совсем честна. Нет, он не подозревал ее в убийстве, пусть доказательств, опровергавших эту версию, и не было. Но и в искренность ее слов, увы, не поверил. Итак, кто из них лгал и почему? Этот нюанс необходимо было прояснить при повторном допросе Дубовицкого.

– Вам известно, с кем еще у потерпевшей были конфликты?

– Нет, – Аверина провела пальцами по завиткам волос, скручивая их в тонкий жгут. – Я не следила за ее жизнью. Не знаю ни ее друзей, ни врагов. Мы учились на разных курсах, так что…

Откровенно говоря, у следователя более не нашлось вопросов для Авериной. Ее показания – субъективное восприятие ситуации, в которой оказалась эта странная троица. Для полноты картины Морозову были необходимы показания Дубовицкого: его истинные взаимоотношения с потерпевшей, мотивы и цели. Он мог обманывать Аверину или же Василевскую, а может, и вовсе обеих. Все эти любовные перипетии не интересовали Морозова из любопытства, но их истинная природа была важна для установления или исключения возможного мотива для убийства. Ни в чем нельзя было быть уверенным, полагаясь лишь на личные ощущения.

После подписания протокола Аверина покинула комнату, а Морозов поспешил вернуться в отдел, когда получил очередное гневное сообщение от своего руководителя.

Март. Год поступления Колычевой

[10.03.2023 – Пятница – 21:45]

Василиса сжимала в руках чужое пальто, не решаясь постучаться в комнату Горского. Она искренне не понимала мотивы своих действий, полагалась лишь на голые инстинкты. Ей следовало бы избегать возможных встреч с ним, уповая на то, что расстояние и неведение способны прогнать дьявольское наваждение. Вместе с тем ноги вновь привели ее сюда. Василиса снова стояла перед дверью с бордовой табличкой, чувствуя себя уязвимой и обнаженной, и терзала в руках ни в чем не повинную вещь.

Переступив через свою гордость, она робко постучала. Секунды тянулись, словно вечность. В голову закралась шальная мысль убежать до того, как дверь перед ней распахнется, но ноги будто приросли к полу. Василиса не могла сдвинуться с места – лишь сильнее прижала к себе пальто.

– Вась? – низкий голос с легкой хрипотцой застал ее врасплох и вытянул из бредовых мыслей.

Горский стоял в дверном проеме, смотрел на Василису с удивлением и неким недоверием. Темные волосы ниспадали на лоб влажными после душа завитками, чуть скрывая сведенные на переносице смоляные брови. Святослав выглядел сонным и немного неряшливым. Его стальной взгляд скользнул вниз, задержался на руках Василисы, отчего та крепче стиснула пальцы.

Вопросы были излишни – он понял все без слов. Горский отпустил дверную ручку и не спеша вернулся к кровати, не проронил и слова. Дверь осталась распахнутой, выражая собой немое разрешение.

– Я… – несмело начала Василиса и переступила порог комнаты, – я хотела вернуть тебе пальто.

Святослав устало опустился на постель, прислонился спиной к изголовью и взглянул на Колычеву из-под полуопущенных ресниц. Прошло почти три месяца с той самой встречи на заснеженном балконе, когда они обсуждали его призрачный новогодний подарок. Пальто – лишь повод, и они оба это понимали.

Василиса аккуратно повесила верхнюю одежду старосты на спинку стула, ее взгляд невольно задержался на поврежденном макете многоэтажного жилого здания.

– Его можно исправить? – поинтересовалась она, приблизившись к макету, чтобы лучше рассмотреть. – Выглядит впечатляюще.

– Да, – сухо ответил Горский. – Но сначала нужно выспаться.

Василиса могла бы и должна была уйти. Просто оставить пальто, попрощаться и захлопнуть за собой дверь. Ведь она пришла именно по этой причине. Верно? Ей не следовало рассматривать старосту столь откровенно, отмечать изящные бледные кисти рук, когда Святослав рассеянно потер двумя пальцами кожу под нижней губой. Было бы разумно не воспроизводить в своей голове неугодные и, откровенно говоря, смелые фантазии, вспоминая его прикосновения.

– Садись, – неожиданно произнес Горский, похлопал ладонью по покрывалу рядом с собой.

И снова этот ничтожный шанс. Василиса должна была просто отказаться, сослаться на поздний час и