и трапу на Палубу 3[175]. А теперь нас (каждого) приветствует не одна, а сразу две хостесс арийской внешности из гостиничного персонала и ведут теперь по пышному сливовому ковру внутрь, предположительно, самого «Надира» – теперь под потоками высококислородных кондиционеров как будто с легкими добавками освежителей, с секундной задержкой – по желанию, – чтобы корабельный фотограф снял наше предкруизное фото[176], видимо, для какого-то сувенирного ансамбля «До/После», который нам попытаются продать в конце недели; и я вижу первый из стольких знаков «Осторожно, ступенька» за эту неделю, что не сосчитать, потому что пол в архитектуре мегакорабля склепан как будто как попало: неровный – на каждом шагу внезапные двадцатисантиметровые ступеньки вниз и вверх; и наступает блаженное ощущение от высыхающего пота и первого дуновения прохлады от кондиционеров, и вдруг я уже не помню, на что похож хор изнуренных жарой младенцев – только не в этих маленьких коридорах с мягкой обивкой. Правый ботинок одной из двух гостиничных хостесс, похоже, ортопедический, и она шагает с хромотцой, и эта деталь почему-то ужасно трогательна.

И пока Инга и Гели из Обслуживания гостей сопровождают меня на борт (а прогулка как будто бесконечная – вверх, на нос, на корму, зигзагами через шпангоуты и коридоры со стальными перилами, где из маленьких круглых динамиков в бежевом эмалевом потолке, который я мог бы достать и локтем, играет успокаивающий джаз), весь трехчасовой предкруизный гештальт стыда, объяснений и «А ты здесь почему» полностью транспонируется, потому что через определенные промежутки на каждой стене висят сложные карты и схемы поперечных сечений, каждая с большой и обнадеживающей веселой красной точкой и подписью «ВЫ ЗДЕСЬ», и это утверждение пресекает все вопросы и сигнализирует, что объяснения, сомнения и стыд теперь остались позади вместе со всем остальным, что мы оставляем позади, вверяясь в руки профи.

И лифт сделан из стекла и бесшумный, и хостесс, пока мы возносимся вместе, слегка улыбаются и смотрят в никуда, и в соревновании, какая из двух хостесс лучше пахнет в герметичной прохладе, победителей нет.

И теперь мы проходим маленькие корабельные магазинчики с обшивкой из тика – «Гуччи», «Уотерфорд» и «Веджвуд», «Ролекс» и «Раймонд Вейл», – и джаз трещит и прерывается объявлением на трех языках насчет «Welcome» и «Willkomen» и того, что через час после отплытия состоится обязательная учебная тревога.

В 15:15 я внедрен в каюту 1009 «Надира», и немедленно почти целиком съедаю корзину с бесплатными фруктами, и откидываюсь на реально хорошей кровати, и барабаню пальцами по набитому животику.

6

Отплытие в 16:30 оказывается мероприятием не без вкуса, с крепом и гудками. На каждой палубе снаружи есть галереи с релингами из какого-то очень хорошего дерева. Сейчас пасмурно, и океан внизу темный, пенный и т. д. От него пахнет не столько рыбой или океаном, сколько просто солью. Наш гудок еще более планетопотрясающий, чем гудок «Вестердама». Большинство из тех, кто нам машет, – отдыхающие у релингов на палубах других мегакораблей 7НК, тоже сейчас отбывающих, так что это сюрреалистическая сценка – невольно представляешь, как мы пройдем по всем Западным Карибам параллельно, все время маша друг другу. Причаливание и отплытие – те два раза, когда капитан мегалайнера действительно управляет кораблем; и капитан «MV Надир» Г. Панагиотакис разворачивает нас и направляет нос в открытое море, и мы – большие, белые и чистые – встаем под парус.

7

Все первые два дня и ночи стоит непогода, с пронзительным ветром и волнением на море, пена[177] бьет в стекло иллюминатора и т. д. 40+ часов мы как будто отдыхаем на люксовом круизе по Северному морю, и персонал «Селебрити» ходит с видом сожалеющим, но не извиняющимся[178], и, справедливости ради, трудно винить «Селебрити крузес инк.» за погоду[179].

В ветреные дни, как первые два, пассажирам рекомендуется наслаждаться видом с релингов на подветренной стороне «Надира». У единственного парня, который хоть раз пытался присоединиться ко мне на ветреной стороне, унесло очки, и он не оценил мое замечание, что для наблюдения за видами в условиях высокой ветрености лучше подходят очки с загибающимися за уши дужками. Я все ждал, когда кто-нибудь из команды наденет традиционный желтый дождевик, но не дождался. Созерцанием я чаще всего занимался у релинга Палубы 10, так что море было далеко внизу, и звуки его плеска и волнения долетали оттуда, похожие на прибой, а визуально это больше напоминало смывание в унитазе. Никаких плавников в зоне видимости.

На неспокойном море ипохондрики заняты тем, что каждые пару секунд проверяют пульс в желудочной области и гадают, вдруг то, что они чувствуют, – начало морской болезни, и/или прикидывают точный уровень ощущаемой морской болезни. Но в плане морской болезни оказывается, что неспокойное море – примерно как сражение: никогда не знаешь наперед, как отреагируешь. Испытание глубинной и неуправляемой начинки человека. У меня морской болезни не оказалось. Неожиданный иммунитет, глубинный и непрошенный – и слегка напоминающий чудо, учитывая, что я страдаю от всех остальных болезней укачиваний из «Настольного справочника врача» и что они ничем не лечатся[180]. Весь первый день бурного плавания я озадачен тем, что у остальных пассажиров на «MV Надир» как будто одинаковый порез бритвой под левым ухом – что в случае пассажиров-женщин выглядит особенно странно, – пока не узнаю́, что эти маленькие круглые штучки вроде пластыря у всех на шеях – новые особые термоядерные трансдермальные наклейки от укачивания, без которых, оказывается, сейчас никто, разбирающийся в люксовых круизах 7НК, не выходит из дома.

Невзирая на пластыри, в эти два первых завывающих дня многие пассажиры все равно страдают от морской болезни. Оказывается, что от морской болезни правда зеленеешь, хотя это странный призрачно-зеленый оттенок, бледный и жабий – и более чем чуть трупный на контрасте, когда больной человек одет к ужину в смокинг.

Первые две ночи подробности, у кого есть морская болезнь, у кого нет, у кого нет сейчас, но только что была или еще не проявилась, но вроде вот-вот уже начинается и т. д., – главная тема разговоров за старым добрым Столиком 64 в пятизвездочном ресторане «Каравелла»[181]. Общие страдания и страх перед страданиями прекрасно растапливают лед, а растопить лед важно, потому что на 7НК все семь ночей едят за одним и тем же назначенным столиком с одними и теми же спутниками[182]. Обсуждение морской болезни и тошноты за изощренными и тяжелыми деликатесами как будто никого не волнует.

Даже во время волнения