Глава 29 ДОГОВОР С ДЕДОМ ГАЮНОМ

Леший снова сидел в своем изумрудном кресле, молчал и смотрел в синюю даль. Я не торопила.

— Насчет бревен не морочься. Берендеи помогуть приволочь, — заговорил отстраненно, явно думая о чем-то своем.

Я растерялась:

— Дедушка Гаюн, а где же мне берендеев искать? И не знаю даже, кто это такие.

— А тебе шукать их и не надоть. Сами придут и все приволокуть, и у ворот уложать. А берендеи — это оборотни. Народ лесной, который в шкуре медвежьей жить могет. Поздоровкаешься еще.

— А как же мне их поблагодарить за помощь?

Леший немного оживился:

— Правильно баешь, дева! Благодарить завсегда надабна, а за помощь особливо. А чаво они больше всяго любят-та? Медок да малину. Можно и вареньем откупиться. И пирогами сладкими. Всяму парадуюца. Особливо их детки малые. Не ломай теперича голову. Научу, як гостинец передать.

Я уже догадалась, что проверял меня Дед Гаюн на прочность. Вероятно, справилась.

— Спасибо, дедушка Леший. А теперь вы рассказывайте, что случилось в вашем лесу.

Леший посмотрел на меня скорбно. И такой болью меня захлестнуло от его взгляда, что дух мой перехватило.

— Бяда у нас, девонька, в лес пришла. Не ждали, та не гадали. Парша проклятая черная завелась. Сразу не приметил, а она быстро сил набралась, да размножилась. Рощица за опушкой уся погибла ужо. Посерела сначала, трава пожухла. А счас черным — черна стоит. Не колышица, не звенит и уже не плачет даже. И сделать ничого не можу. Бяда та зацепила не токма лес и травы, но и живность всю губит. Ежеля хто попадает на место то, больше не возвертаеца. Следил я, смотрел долго. Птица кака летит над местом тем гиблым, та камнем вниз падает. Зверь ли якой забежит, пропадает навек. Ежеля человек забредет, та нихто яво бачить не смогет боле. И чаво делать с той бядой, не ведаю.

Как будто вся скорбь мира легла сейчас на плечи лесного хозяина, которые все ниже опускались с каждым словом, падающим камнем. И весь он как-то и сам пожух, посерел и скукожился. Как будто и не хозяин леса сейчас передо мной сидит, а старый человек горюет. Так жалко его стало и лес тоже жаль, и живность всю. Но помочь-то как? Я не знаю пока. Надо думать. А дед Гаюн продолжил:

— Приметил я, дева, сила в тебе есть. Да не токма воздушная. Могет чо и подсобишь.

— Дедушка, а вы пробовали выжечь эту заразу?

— А як же. Пробовал. Токма огнь земной ее не берет. Зараза ента тихой сапой и ползет по земле — матушке. Окружил вот струей водяной, чобы хотя остановить зверье живое. Да токма защита ента слабая. Исчо полог запретный наложил, да не долго держит он бяду та. Полог двигаю, да на далеко уже сил могет и не хватить.

— А можно сейчас посмотреть на рощицу эту? Далеко она?

Дед встряхнулся, взбодрился, и в глазах промелькнула надежда.

— А як жа! Рощица та далече. Но проведу по тропам коротким, обернемся шустро.

Да. Выговора от дядюшки мне не избежать. Теперича. Но как не посмотреть? А вдруг мысль какая здравая появится? Как лечить болезнь без диагноза?

— Пойдемте, дедушка Леший. Время беречь надо, — встала с кресла своего, закинула сумку за спину, на плечо посадила малыша, шепнув, чтобы никуда не сбегал. Он понимающе кивнул в ответ. Взяла в руку посох.

— Мы готовы. Идем?

Почему-то перед мысленным взором заметался дядюшка родимый с огромной тревогой в глазах. Леший хлопнул в ладоши, и кресла в один миг исчезли.

— Иди за мной, девонька. След в след ступай и не оборачивайся. Поняла ли?

Я кивнула в ответ. Мы подошли к березовой рощице, вступили в нее. И вдруг туман белесый загустился, окружил со всех сторон так, что разглядеть вокруг ничего было невозможно. Только спина деда Гаюна пред глазами маячила. Вот так и шли какое-то время. Шли — шли и пришли. Туман сначала клубиться стал меньше, но весь не рассеялся, так за спиной и остался, не исчез. Мы стояли лицом к действительно абсолютно черной роще, вокруг которой расползалась серая выцветшая трава. Серая пустошь. Ни зелени, ни цветов видно не было. Только возле речки небольшой, которая окружала рощу, еще трава чуть зеленела.

Зрелище открылось страшное. Черные высохшие деревья тянулись своими голыми, как обгорелыми, ветками вверх, как будто бы молили небеса о помощи. Всю черную рощу окружало зыбкое бурое марево. Да. Даже смотреть страшно, подумалось мне. Я достала из сумки свой смартфон, который в последний момент взяла с собой, надеясь запечатлеть кого-нибудь или что-нибудь необычное в дороге. И надо же! Пригодился-таки.

— Дедушка, а ближе подойти можно?

— Нет, девонька, кажу нельзя. Опасно.

Я насколько возможно приблизила картинку и сделала несколько снимков и видео. Дядюшке покажу.

— У нас еще время есть? Хочу кое-что проверить.

— Ты чаво эта надумала, девка? — заволновался дед Гаюн.

— Да все хорошо будет, дедушка Леший. Я просто взгляну одним глазком, что там делается. Быстренько. А вы рядом побудьте. Посторожите, хорошо? И не волнуйтесь так, я же здесь, рядом с вами сидеть буду, — и ободряюще, как мне показалось, улыбнулась во все свои тридцать два своих красивых зуба, хозяину леса. Моя улыбка старичка лесного, кажется, впечатлила. Больше он говорить ничего не стал, а молча сел на пенек, который мгновенно вылез из земли.

Потом я спокойно достала плед, расстелила его на траве и села в позу лотоса. Сапфир тут же пристроился рядом, прижавшись ко мне своим теплым пушистым бочком. Ну, что ж, поехали! Вдох — выдох, концентрация внимания, пустота, свет. Все! Я полетела мыслью. Углубляться нельзя. Посмотрю с краешка. Легко преодолев защитную завесу лешего, я оказалась в том самом буром мареве. И ни зги не видно. Одна темь вокруг. Сразу стало холодно, и не просто сыро, а как-то стыло. И запах противный вдруг почувствовала. Но жизни вокруг уже не было. Казалось, что и воздуха вокруг не осталось. Коснулась дерева. Мертвое, холодное и стылое. Мысленно коснулась земли. А земли и не было. Вместо нее бурая пыль. «Божечка, что же за напасть такая?» — промелькнуло на задворках сознания.

Бурая хмарь висела в пространстве, и субстанция эта была явно материальной. Я ощущала ее вес и давление. Казалось, что она тоже чувствует мое присутствие и хочет проникнуть внутрь меня. Она разумна? Мне показалось, как что-то липкое и грязное старается