– Довольно! – вскричала Лоис.

– Надо иметь мужество смотреть фактам в лицо, миссВизерспун.

– Но нельзя же допустить, чтобы мой отец был осуждениз-за утенка…

– Утенок этот ни в малейшей степени не может повлиятьна судьбу вашего отца, коль скоро речь идет об убийстве Рональда Бурра.Конечно, заявление, сделанное им по поводу утенка, вызвало, да и не могло невызвать у полиции подозрение. Единственный способ снять это подозрение – выяснить,кто мог дать Рональду Бурру удочку!

– Мистер Мейсон, можете ли вы попытаться сделать это?

– Ваш отец не желает прибегнуть к моей помощи.

– Почему?

– Потому что я имел неосторожность указать ему насходство его нынешнего положения с ситуацией, в которой оказался восемнадцатьлет назад Хорас Эйдамс. Мистеру Визерспуну это не понравилось. Его позициятакова: семья Визерспун не может породниться с человеком из семьи, в которойкого-то… хотя бы только обвинили в убийстве, не говоря уже о самом убийстве.

– Бедный папа. Я прекрасно понимаю, что он сейчасиспытывает. Семья для него – это все. Он всегда так гордился родословнойВизерспунов. Возможно, ему пойдет на пользу подобная встряска… да, пожалуй, ивсем нам.

– Боюсь, что я вас не совсем понимаю.

– Мы привыкли считать свое благополучие само собойразумеющимся, хотя обязаны этим исключительно нашим предкам. Мы без концаповторяли, что другие народы должны нас бояться, потому что мы не проиграли ниодной войны, мы победители! Но это далеко не так!

– Я считаю, нам всем давно пора уразуметь, что нужностоять на своих ногах, а вашему отцу в первую очередь.

Лоис горестно произнесла:

– Я люблю своего отца, но я люблю и Марвина.

– Не сомневаюсь.

– Я не намерена приносить в жертву одного ради другого.

Что можно было ответить на это? И Мейсон промолчал.

– Мистер Мейсон, поймите, я не имею права усугублятьположение отца и должна сообщить о подброшенном утенке.

– Я все понимаю!

– Вы ничем не хотите мне помочь?

– Сомневаюсь, что кто-то сейчас сможет вам помочь! Этотвопрос вы должны решить сами, Лоис.

– Но вам-то это не безразлично?

– Очень может быть.

– Не можете ли вы найти какой-то выход из этогоположения?

– Если вы сообщите властям о том, что подбросили утенкав машину Марвина, лично вы попадете из огня да в полымя. Вашему отцу вы непоможете, по крайней мере сейчас… А вот Марвина погубите навсегда.

– Если бы не этот утенок, они бы никогда не заподозрилипапу!

– Пусть даже так, хотя я с вами не согласен, но теперьблагодаря этой версии возникло такое количество косвенных доказательств, чтополиция не отступит. И может случиться так, что вашего отца обвинят в убийствеРональда Бурра, а Марвина – в убийстве Лесли Милтера. Скажите, это вас устроит?

– Мне не по душе идти на сделку с собственной совестьюиз-за тех результатов, которые последуют за моими действиями. Мне кажется,лучше всего действовать так, как велит тебе совесть.

– Ну а как же, по-вашему, следует сейчас действовать?

– Рассказать властям правду про утенка.

– Не думая о последствиях?

– Но…

– Только чтобы успокоить совесть?

Она рассердилась:

– Вы не можете меня понять!

– Нет, это вы упрямитесь и не желаете вникнуть в моислова. Во всяком случае, обещайте подождать хотя бы несколько дней!

– Нет, я ничего не стану обещать… Но я все же подумаюнад вашими словами…

– Ол райт. Не действуйте сгоряча!

Мейсон уже был готов к тому, что она вот-вот разрыдается унего на плече. Но, слава богу, она призвала на помощь всю свою гордость и вышлаиз его кабинета с высоко поднятой головой. Мейсон спустился вниз и постучался кДелле Стрит. Та сразу же распахнула дверь и спросила с тревогой:

– Чего она хотела?

– Успокоить совесть.

– Что это будет означать для вас?

– Да ничего хорошего, как я полагаю.

– И вы еще можете шутить?

– Э-э… дорогая, я неисправимый оптимист. Так легчежить.

– Сколько времени она предоставляет вам для того, чтобывы могли прийти к какому-то решению?

– Она и сама этого не знает.

– День… два?

– Возможно.

– И что вы предпримете?

– Зачем заранее ломать голову? Лучше раздобудь мне чего-нибудьвыпить.

Эль-Темпло был взбудоражен известием о подозрении ДжонаВизерспуна в совершении убийства. Предварительное слушание дела подпредседательством судьи Миханна должно было состояться в ближайшие дни. Вресторанах, в холлах отелей, в магазинах и парикмахерских только об этом иговорили, причем мнений было столько же, сколько участников дискуссий.

Лоренс Дормер, адвокат, представляющий интересы Визерспуна,считался лучшим специалистом по уголовным делам в долине. Но он был настолько обескураженуликами, что цеплялся за все выгодные ему формальности, предусмотренныезаконом. По слухам, доказательств хватает с избытком для передачи дела в судприсяжных, поэтому адвокат не станет на предварительном слушании делавыкладывать свои карты, а также выставлять свидетелей защиты, но затопостарается вытянуть из обвинения максимум улик, которыми оно располагает.

Лоис Визерспун, разрываемая противоречивыми чувствамидочерней привязанности и любви к Марвину, пока молчала о своей косвеннойпричастности к делу. Но это было напряженное молчание, чреватое готовностьювыложить все как есть, невзирая на последствия.

– Шеф, – сказала Делла Стрит, – вы должнывнимательно следить за этой девушкой. В один прекрасный день она поднимется ипри всем честном народе выложит все со всеми подробностями, потому что никакиеразумные соображения не переборют в ней чувства долга. Да к тому же она и непривыкла скрывать своих чувств, терпеливое выжидание не в ее характере.

Мейсон согласился с доводами своего секретаря.

– Вы что, не понимаете, что это означает? –спросила Делла.

– Что?

– В этих местах люди связаны более прочно, нежели,скажем, в Лос-Анджелесе. И если там могут посмотреть на что-то сквозь пальцы,здесь это невозможно. Здесь ничего не упустят из виду. То, что могут посчитатьловким ходом в городе, в долине будет однозначно признано криминалом… Вас,чужака, могут посчитать даже пособником преступления, уважаемый Перри Мейсон.