У меня побежали мурашки, когда до меня дошел смысл сказанного. Я непроизвольно схватила его руку, сжала и больше не отпускала.

– Сколько тебе было, когда ты узнал?

– Пятнадцать. Слишком мал был, чтобы осмыслить тот факт, что меня зачали как ребенка-донора, а я все равно не смог спасти брата. У меня было ощущение, что я подвел и его, и родителей. А еще – что они меня особо не хотят. Любую ссору я сводил к тому, что они возлагают на меня вину за смерть брата. Я говорил себе, что не заслуживаю жить на этом свете. Я был так зол. На родителей и на себя самого.

Я еще крепче сжала его пальцы и хотела сделать что-то еще, чем просто держать за руку. Мы шли под мостом с сильным движением. От шума машин мной овладело какое-то почти сюрреалистическое ощущение. Банальный повседневный шум посреди разговора о том, что чуть не разрушило жизнь Симона.

– Твои родители знали, с чем ты борешься? – осторожно спросила я. Я просто не могла себе представить, что Грегор с Марлен не делали все возможное, чтобы избавить его от чувства вины.

– Нет. Только когда… я начал напиваться и… – Он умолк. – Принимать наркотики, влезать в бессмысленные драки, только тогда они заметили, что что-то не так. Но я полностью замкнулся. Не шел на контакт. Не хотел чувствовать. Стал еще больше пить, еще больше принимать, часто возвращался домой с синяками. И так три года, пока однажды не впал в кому от передозировки.

– О господи! – От шока и ужаса ледяные мурашки поползли у меня по спине.

– Пусть это прозвучит цинично, но, думаю, этот опыт спас мне жизнь. После выхода из комы я лечился. Сначала была индивидуальная терапия, потом вместе с родителями. Это было самым жестким испытанием в жизни. Только так я понял, какие страдания я им причинил. С каким страхом они жили, думая, что после Макса теперь потеряют и меня. Я в жизни не чувствовал себя так дерьмово. Потому что ни разу они не дали мне понять, что меня меньше любят или что я в чем-то виноват. Все это родилось в моем пубертатном мозгу.

Я проглотила комок в горле, в глазах стояли слезы. Если бы Симон не вышел из комы… Господи, как же хрупка жизнь.

– Эй. Не реветь. – Конечно, он заметил, но это даже к лучшему, потому что он остановился и притянул меня к себе.

Я прижалась к нему что было силы. Как будто не хотела отпускать.

– Говорить с тобой, смеяться, идти здесь… Это так… естественно и само собой разумеется, хотя на самом деле нет, – пробормотала я ему в грудь и почувствовала, как в моей собственной нарастает волна. – Как же я рада, что ты со мной.

Симон взял меня руками чуть повыше и положил подбородок мне на голову. Еще ни разу я настолько идеально не вписывалась в чьи-либо объятия.

30

Алиса

Мы молча пошли дальше. Неловкости или чего-то странного не ощущалось. Как раз так и должно было быть. Как будто мы заключили молчаливое соглашение, что пока эту тему больше не трогаем.

– Ты в порядке? – примерно через полчаса подал голос Симон.

– Да. А ты?

– Тоже. – Он улыбнулся мне сверху вниз. Мы снова повернулись к лежащей перед нами тропинке. Минут через пять мы поднялись на дамбу и неожиданно натолкнулись на стену ветра. Тут он сменил направление, и порывы настолько усилились, что я схватилась за Симона, чтобы его не снесло в камыш.

– Иди сюда. – Он положил руку мне на плечи и прижал к себе.

От ветра моя коса раскачивалась в воздухе, как фиолетовый кнут, а деревья, выстроившиеся в ряд по стойке смирно, шуршали своими золотисто-красными кронами. Справа и слева вода. Уже какое-то время мы шли вдоль реки, но только теперь я увидела, как Эльба разделяется на Южную и Северную. Из-за дамб на противоположных берегах реки выглядывали крыши домов. Но мое внимание привлекло красно-зеленое строение вдалеке. Это оно.

– Это и есть маяк?

– Ага. Познакомься. Самый маленький маяк Гамбурга.

– Как мило. – Я нахожу этого малыша забавным в красно-зеленом деревянном платье. – А подняться можно?

– Конечно. Думаешь, почему мы здесь? Идем! Пока кроме нас никого нет.

Мы прошли по лужайке и обогнули шестиугольную, метров пять в высоту, башню. По крутой лестнице Симон пошел первым. Я прошла вслед за ним двадцать ступенек вверх и очутилась на бетонной площадке, обнесенной белыми перилами. Парень встал сзади и положил руки на перила так, что я оказалась в кольце. Как рукава реки обнимали остров, на котором мы находились, так меня обнимали руки Симона. Он стоял так близко, что я затылком чувствовала тепло его дыхания.

– Вид здесь не такой завораживающий, как на Докленде… Но тебе нравится? – Его голос звучал над самым моим ухом и вызывал дрожь.

– Даже очень.

– Мы часто бывали здесь с дедом. Это место действует успокаивающе, если отдаться этому чувству. Закрой глаза.

Я послушалась.

– Хорошо.

– А теперь просто слушай.

Не так-то просто, когда стук сердца перекрывает все остальное.

– Скажи мне, что ты слышишь.

Я пытаюсь сконцентрироваться на окружающем.

– Реку. У берега плещется вода.

– Что еще?

– Ветер, шуршание деревьев и… птицы щебечут.

– Да. Здесь их куча разных видов.

Я с улыбкой слушала эту симфонию, где в качестве оркестра выступает природа, пока губы Симона не заскользили по моей щеке и мое внимание не переключилось. На его дыхание на моем лице, на его тепло, и тогда я – не открывая глаз – развернулась к нему. Дыхание все ближе, все ближе.

– Я хотел сделать это еще на перроне, – прошептал он. – Но не хотел нападать на тебя.

– Между прочим, мне нравятся нападения, когда они имеют отношение к моим губам.

– Ну, если так… – Он взял в руки мое лицо и нежно поцеловал. Так нежно, что у меня подогнулись колени и мне пришлось обвить руками его шею, чтобы устоять на ногах. Я со вздохом поднялась на носочки, ожидая, что поцелуй станет интенсивнее, но Симон не торопился. Он обнял меня за талию, прижал к себе, мягкое касание наших языков вызывало дрожь в животе. Сердце окончательно пошло вразнос, и мне захотелось большего. Больше, чем этот поцелуй, от которого нечем дышать. Симон медленно оторвался от моих губ.

– Блин… – тяжело дыша, прошептал Симон. – Похоже, наш тет-а-тет закончен.

Теперь до меня донеслись приближающиеся голоса и детский смех. Я со вздохом открыла глаза и наткнулась на пылающий взгляд Симона. Черт. Такое желание я раньше видела лишь однажды. Вчера в машине. С ним.

– Пойдем отсюда, – тихо предложила я.

– Куда?

– Ко мне?

– Пойдем.

Мы у меня дома. Наконец. Мы так быстро поднялись по лестнице, что практически задохнулись, войдя в квартиру и захлопнув дверь.

Поездка на электричке была сущим мучением. Симон поглаживал меня по бедру, шептал