– Давай на заправке остановимся, ладно?

– Давай, – пожала плечами я. – Заодно кофе выпьем. А то ты-то грелся изнутри, а я нет.

Кофе был крепкий, горячий и неожиданно весьма приличный, слойка с заварным кремом – свежая, а туалет чистый. Много ли надо человеку, чтобы согреться?

Вернувшийся к столику муж залпом выпил кофе и вдруг произнёс, глядя куда-то в сторону парковки:

– Ты говоришь, гексаграмма…

– Да. Но пока не понимаю, как её там разместить. Если мы будем расчищать пол, то закончим как раз к лету.

– И я о том… В какой-то книжке мне попадался персонаж, некромант, но дело не в этом… Кстати, а как у тебя с некромантией?

– Никак, – нетерпеливо ответила я. – В мире Арзалеи такой магии нет, мертвецы спокойно спят там, куда положили. Так что было в той книжке?

– Ну, предположим, ты можешь просто об этом не знать, я имею в виду ситуацию с некромантией, – Антон неторопливо прожевал булочку. – Так вот, свою злодейскую пентаграмму он аккуратно вычерчивает на большом листе пергамента и носит с собой. Понадобилось – развернул, сделал дело и всё кино, никто следов и не найдёт.

– Вообще идея разумная… – Я тоже уставилась вдаль, прикидывая, как можно сделать такую переносную фигуру. – Бумага или плёнка не пойдет, там пол неровный, изогнётся и исказит воздействие. Нужно что-то, что бы держало форму. Пластик, фанера, керамические плитки…?

– А какого размера должен быть рисунок?

– Небольшой, метр в диаметре. Ну, или как можно назвать размер от угла до угла шестиугольника?

– Понятно… – Закусив губу, Антон принялся что-то черкать в небольшом блокнотике.

Надо же, сколько лет прошло, а эта привычка у него осталась… Мы тогда только поженились, и из командировки в Германию я привезла несколько совершенно пленивших меня вещей; в Москве тогда вообще плохо было со всем, в том числе и с канцелярскими принадлежностями. Одним из таких предметов был блокнот с разноцветными страничками размером с пол-ладошки, и его тут же приватизировал муж. Прошло два десятка лет, столько всего изменилось в нас самих и во всём мире, а он вот сидит и что-то считает на жёлтом листке размером в половину моей ладони…

– Керамика, – сказал он, оторвавшись от расчетов. – Делают керамогранит, однотонный, разных размеров, хоть полтора метра на три.

– Такую штуку мы не всунем в мою машину.

– И не надо. Мы возьмём четыре плитки шестьдесят на шестьдесят или около того. Нанесём рисунок карандашом, выправим, обведём несмываемым маркером и поставим риски, как соединять. И вуаля – хоть зомби вызывай, хоть дырки заделывай. То есть, пардон, микропорталы.

– Мы? – вычленила я неожиданное.

– Конечно. Неужели ты считаешь, что я откажусь посмотреть это кино до конца?

– Тони, ты даже когда детективы смотришь, в середине засыпаешь, и просыпаешься на последних титрах! – засмеялась я.

– Ну и что? – с достоинством спросил он. – Я человек работающий, я устаю.

– Вот, кстати! Полнолуние девятого марта, через шесть дней, это понедельник. Ты работаешь. И?

– Пфы! – он выпятил губу. – Какой смысл быть хозяином, если не можешь устроить себе выходной когда угодно? Но вообще-то это будет выходной день, восьмое попало на воскресенье. Ну ладно, что расселась? Поехали, надо плитку купить, эту твою картинку не вдруг нарисуешь!

Я задохнулась от возмущения:

– Это ты взял пятую булочку! А я уже давно готова!

– Вот и отлично, доем я по дороге. Где-то тут справа будет «Леруа Мерлен», сразу и зайдём.

– Сейчас?

– Ага, чего тянуть кота за неподходящие для этого детали?

– Мне в больницу к Лидочке надо заехать.

– Что случилось? – муж посмотрел внимательно.

– Тот самый лже-майор, когда пытался меня убить, задел и её.

Сказала, и сама удивилась, как легко выговорилось «пытался меня убить». Впрочем, Антон так спокойно к этому не отнёсся:

– И где он, этот фальшивый сыщик?

– В Лантаре. Он маг, допрашивать его здесь было бы опасно и неразумно.

– Жаль, – пробормотал он сквозь зубы. – Ладно, в «Мерлене» нам надо пятнадцать минут, не больше!

До Первомайской мы доехали быстро и без пробок.

Завотделением я нашла в кабинете, где он с видимой скукой распекал за что-то молодого врача.

– О, Катерина Михайловна! – сказал он радостно. – Это хорошо, что ты пришла, твоя протеже очень уж беспокоится! Пойдём, я тебя к ней провожу.

Пока мы шли по длинному коридору, Александр Васильевич рассказывал мне, какие травмы получила Лидочка и что они сделали, а я слушала и рассматривала больницу.

– Хорошо отремонтировали вас, – сказала, когда мы остановились возле двери в палату.

– А! – махнул завотделением рукой. – Косметика. Нам бы аппаратуру, а то кое-что ещё при Хрущёве покупали, да где там, пойди докажи… Кать, ты загляни ко мне потом, ладно? Поговорим. У меня заведующего травмой нету, так только, паллиатив. А сейчас с вирусом этим такое начнётся…

– Поговорим, – согласилась я. – Считай, что я уже почти согласна.

Лидочка лежала, утонув в подушках, и была такой старенькой и маленькой, что у меня сжалось сердце. Сколько ж ей лет? Семьдесят? И когда она успела так сдать?

– Катя, – произнесла соседка еле слышно. – Ты хоронить меня приехала?

– Здрасте! – возмутилась я. – Ты с ума сошла? Зря я, что ли, тебя в самую передовую клинику положила? Починят, и будешь как новая. Скажи, что тебе привезти?

– Да есть всё у меня… – она вздохнула. – Думаешь, починят? Как машину твою?

– Даже ещё лучше.

Мы поговорили о разной ерунде, и Лидочка на глазах ожила, глаза заблестели, помолодела даже.

– Скучно тут очень, – пожаловалась она. – Телевизор вон есть, так ты ж знаешь, я его и дома не включаю, и здесь не хочу. Вот, придумала! Привези мне планшет, буду кино смотреть.

– Прямо сейчас принесу, – сказала я. – У меня в машине есть!

Я сбегала к машине, отобрала у Антона планшет и вернулась к Лидочке.

– Вот, отлично! – сказала она с энтузиазмом. – Сколько я всего пропустила, уму непостижимо! Буду навёрстывать, кино, книги, сериалы… Сколько меня ещё тут продержат?

– Дней пять-шесть.

– Ну и славно!

Мы уже распрощались, и я встала со стула, когда соседка придержала меня за руку:

– Катя, только прошу тебя, сделай всё правильно. Когда хорошая женщина ошибается, это может оказаться гораздо хуже, чем ошибка плохой женщины. Неизмеримо хуже…

– О чём ты? – не поняла я.