год мы будем встречать в гостях! – Гора сбежал по лестнице, а я почему-то неслась следом. Это ощущение счастья, радости, приправленное смехом Лексы, кружило голову. Хотелось не отставать, хотелось быть частью всего этого.

Но эйфория продлилась недолго.

Гора застыл как вкопанный в холле, смотря в сторону стеклянной двери, ведущей на главную подъездную дорожку. И там стояла Анжела собственной персоной…

Глава 42

Меня словно пригвоздили к полу. Хотелось схватить Лексу и бежать… бежать!

Сердце колотилось, как ненормальное, а мысли, ещё недавно переполненные счастьем, в пепел превратились.

Тело жило само по себе. Шаг, и я оказываюсь прижатой к спине Горислава. Носом уткнулась между лопаток, пальцами вцепилась в его руки, ощущая, как напрягаются мускулы.

Вдруг кажется, что этот красивый и уютный дом потерял высокие заборы безопасности! Вновь стала уязвимой, запуганной и загнанной в угол.

– Я рядом, – внезапно Горозия повернулся и быстро поцеловал меня в лоб. Жест лёгкий, вполне дружеский, прикосновение мимолетное, но кожу ошпарило. Он ждал моего согласия, а я не могла разочаровать его, поэтому просто кивнула в ответ.

Гора открыл калитку. Я с каким-то напряжением наблюдала, как робко и медленно идет в нашу сторону Анжела. Она то замедлялась, то ускорялась, в её руках были большая коробка и ворох воздушных шариков. Они колыхались от ветра, красиво переливаясь в утренних лучах солнца.

– Пап, а это мне? – шепнула Лекса, не спуская взгляда с серебристых шаров.

– Надеюсь, что не мне, – он рассмеялся и открыл дверь, впуская Анжелу. Она торопливо вошла, застыв в пороге в полной оторопи.

Было видно, как она нервничает, как пылают её щеки, как подрагивают ресницы. Взгляд был опущен в пол, на губах играла натянутая смущенная улыбка.

– Привет…

– Привет, Анжела. Проходи, мы завтракать идем. Присоединишься? – Гора хотел было помочь гостье, но я остановила. Сама приняла её белоснежное пальто, сама убрала в шкаф, сама указала в сторону кухни, безмолвно приглашая к столу.

Анжела робко осмотрела меня с ног до головы, кивнула и двинулась следом. Когда мы вошли, Гора уже вовсю суетился у плиты, Лекса сидела в кресле и помешивала кашу, вот только взгляд её был прикован к шарикам.

– Ой, прости, Лекса, – охнула Анжела и протянула дочери небольшого плюшевого зайца, к ушам которого были привязаны шары. – Это тебе. С наступающим… Я хотела привезти торт, но боюсь, за три часа в машине с ним произошло бы непоправимое.

– Спасибо, – дочь даже взвизгнула от восторга и приняла подарок.

– Вы простите меня за вторжение. Мне нужно было позвонить, предупредить, но я так боялась, что прогоните, – Анжела присела, робко поджала ноги, стыдливо пряча взгляд. – Но мне…

– Когда я ем, я глух и нем! – перебила её Лекса и строго ткнула пальцем в тарелку с сырниками, поставленную Горой в центр стола.

Внутри все взрывалось, поэтому, чтобы никому не показывать своего раздрая, подорвалась с кресла. Достала тарелки, приборы, включила кофеварку и обернулась к гостье.

Не могла собраться с силами и просто задать обычный вопрос… Казалось, если покажу гостеприимство и вежливость, она поймет… она всё поймет. Но оказалось, что Анжеле не нужны мои слова, она кивнула на кофемашину и снова опустила взгляд.

И именно тут меня отпустило. Сердце перестало дрожать, мои навязчивые страхи снова спрятались в темный чулан. Не для того она приехала… Не было в ней того запала истерики, с которым она появилась на пороге кухни в прошлую нашу встречу. И пламя во взгляде стало легким, пугливым, как огонёк свечки.

А ведь я в очередной раз мысленно собрала свои вещи.

Достаточно было одного взгляда на Горислава, чтобы понять, что он снова прочитал меня. Я для него – открытая книга, прозрачное стеклышко, все мои эмоции для него понятны, возможно, по-детски смешны.

Но в очередной раз не нашла ни укора, ни осуждения. Горислав был спокоен, расслаблен. Не дергался, не суетился, не пытался заполнить странную тишину.

Завтрак прошел спокойно, без неожиданностей. И под самый конец в дом вошел дед Ефим. Он сдержанно поприветствовал Анжелу и так странно моргнул Лексе. И всем стало понятно, что вчера произошел заговор, в который нас посвящать не собирались.

– Пап, а можно тебя на секунду? – шепнула дочь, соскальзывая с кресла. Она тихо извинилась перед Анжелой и умчалась за дедом.

– М-м-м-м-м… Обожаю секретики, – Гора хоть и улыбался, но взгляд у него был холодный. Он пристально посмотрел на Анжелу, предостерегая от необдуманных поступков, а после вышел вслед за Лексой.

– Марта, ты только ничего не подумай, – торопливо выпалила Анжела, отталкивая тарелку, на которой лежал несчастный сырник, превратившийся в горку творога. – Я к тебе приехала…

– Ко мне? – с трудом проглотила кофе, оборачиваясь в сторону гостьи.

Вздрогнула, будто и не узнавала женщину, что ещё несколько месяцев назад выливала на меня столько помоев, что я долго отмыться не могла. Её голос звенел в ушах, а обидные слова заевшей пластинкой крутились, пытаясь убедить в собственной никчемности.

Но теперь передо мной сидела абсолютно бледная и забитая девушка, в которой, как бы ни старалась, не могла рассмотреть модель с обложки глянца. Анжела поправляла волосы, тяжело вздыхала, словно собиралась с силами.

– Я не сука, Марта. Совсем не сука… – и Анжела разрыдалась, роняя голову на руки. Всхлипывала, сотрясалась от спазмов, совершенно не заботясь о том, как выглядит в этот момент. – Я всё училась этому, пыталась быть как мои подруги. А я не такая!

Меня затопило волной жалости от её надрывного плача. Сначала робко, неуверенно коснулась её руки, сжала, а уже через мгновение Анжела рухнула мне на грудь, срываясь в дикий рёв.

– Я думала, что любовь – зло! Любовь – когда тебе больно, когда разрывается сердце, и окружающие могут сломать тебя, уничтожить… Убедила себя, заставила поверить, что недостойна этого чувства. Никого к себе не подпускала, научилась жить только ради себя. Хотелось попасть на обложку журнала, чтобы ОН увидел, чтобы сдох от зависти, от сожаления, что потерял такую, как я… А выходит, что если в этой гонке я кого-то и теряла, то только себя. Занималась работой, от которой тошно, дружила с людьми, в глазах которых ничего кроме алчности и не было никогда.

У меня даже капли сомнения не было в честности её слов. Анжела хваталась за меня, прижималась, словно согреться пыталась. Её не волновала ни потекшая тушь, ни стертый со щек румянец. Она была честна перед самой собой. Такая, как есть.

– А ты другая, Марта. Ты теплая, настоящая. Понимаю Горислава,