Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые несколько дней мы даже не выходили никуда, заказывали еду, ели на террасе, не в силах налюбоваться бирюзовой гладью и убаюкивающим шорохом волн.
– Мама! – Лекса взвизгнула и весьма смело спрыгнула с бортика в бассейн, где её поймал Гора.
Эти двое голубков вообще не отлипали друг от друга. Плавали, играли в мяч, катались на скутере, они даже обедали в обнимку!
– Привет, – Гора подмигнул и вдруг отпустил руки. И моя доча поплыла! Сама! Она пока робко оглядывалась, следя, чтобы отец шел рядом, но уже не паниковала, не захлебывалась, держалась на поверхности намного уверенней, чем в первый день.
– Мам, ты видела? Видела?
– Видела, – я встала на коленки, намереваясь поцеловать свою егозу, но Гора громко рассмеялся и, подцепив меня за резинку шорт, скинул в воду.
Даже испугаться не успела, как оказалась в его руках. Сильных, крепких, уверенных.
– Лекса! Готова?
– Готова, мам! – с радостью поддержала меня дочь, и бассейн стал взрываться миллионом брызг.
Нам никто не был нужен. Достаточно просто быть рядом, видеть глаза друг друга и знать, что вечером мы будем ждать нового дня.
– А здорово мы папу, да? – щебетала Лёка, вися на шее отца. – Нас с мамой двое, а ты, папуль, один.
– Нет в жизни справедливости, – Гора оттолкнулся и высадил на бортик сначала её, а потом подхватил и меня.
– Но ничего, – Лекса вдруг загадочно прищурилась, смотря на нас. – Я у Дедушки Мороза попросила братика.
Лекса сказала это с такой серьезностью, с такой уверенностью в голосе, что мы с Горой застыли.
– Лекса, Дедушка Мороз не приносит детей, – я попыталась оправдаться, вырулить ситуацию, но дочь была решительно настроена стребовать с бородатого своё желание.
– Я сама ему на ухо шепнула, мам. И Дедушка дал слово!
Всё, что мне оставалось делать – всплеснуть руками и упасть на шезлонг. Ветерок приятно ласкал кожу, путался в мокрых волосах, словно пытался успокоить. А как это сделать? Даже с закрытыми глазами чувствовала пристальный взгляд Лексы.
Зараза! Говорят, развивайте детей с самого детства! Воспитывайте в них тягу ко всему новому, будите природное любопытство и настырность. А потом – хоп… И твоё чадо заказывает у арендованного Деда Мороза себе братика.
– А ведь ей только семь, – смех Горислава раздался так близко, что я вздрогнула. – Представляешь, что будет ещё лет через пять?
– Я думаю, ты сильно недооцениваешь свою дочь… Года три, и мы с тобой будем краснеть, объясняя, откуда берутся дети, – раздражение растворилось, оставляя нелепость и глупость этой ситуации.
– Я ещё недавно был одинок, повернут на работе, а в голове моей скакали счета, договора и совершенно ненужные цифры, – Горислав лег на соседний шезлонг, со строгостью наблюдая, как возится в песке Лекса, хитро посматривающая на бассейн. – А теперь я вынужден с ужасом ожидать, что на следующий год загадает дочь.
– Бойся, Гора… Непременно бойся, потому что на тот Новый год она попросила у Дедушки Мороза папу…
И вот тут пришла моя очередь смеяться. А ведь правда… Как сейчас помню, как мы под бой курантов писали записки и прятали их в еловых ветках, среди стареньких стеклянных игрушек и мандаринов. А наутро мне нужно было убрать записки, чтобы с восторгом скакать с дочерью по квартире, ведь если записок нет, значит, Дедушка их забрал.
Лекса упорно не рассказывала о своём желании, боясь, что не исполнится. А мне и не нужно было, я лично прочитала волшебное желание, написанное старательным детским почерком.
В тот момент ждала любого желания: куклу, головоломку, пазл или дорогущий конструктор. Со всем справлюсь, накоплю, вывернусь, но исполню! Но к тому желанию я была не готова. Зато была готова фортуна. Она быстро закрутила свой маятник случайностей, возвращая в мою жизнь мужчину, которого я люблю всем своим сердцем.
Говорят, любовь разрывает сердце, а моя любовь его починила…
– Ну и хорошо, – внезапно выдохнул Горозия, взял меня за руку и откинулся на спинку лежака.
Хорошо? Что значит хорошо?
Хорошо, что сбудется? Или хорошо, что дочь заказала братика, а не живого крокодила?
Но эти вопросы так и остались на кончике моего языка тлеющим угольком. Мы молчали, прислушивались к тихому пению Лексы, плеску волн и отдаленным голосам с соседней виллы, пока Гора первым не нарушил тишину…
– Я сложный… Местами занудный, повернутый на контроле. Моя работа занимает слишком много времени. Не люблю, когда со мной спорят, терпеть не могу манную кашу, а ещё я жизни не представляю без вас…
– А я наивная, восторженная, совершенно не приспособленная к суровой реальности. Верю людям, но не верю близким, потому что только они делали мне больно. А ещё я не представляю, как буду жить без тебя…
По-настоящему люди сближаются, когда делятся частичкой своей души, своими страхами, слабостью. И это мгновение стоит дороже, чем банальное ЛЮБЛЮ.
Мне так хотелось его обнять, прижать к сердцу, вновь ощутить мягкость губ, что сопротивляться было бессмысленно. А Гора словно мысли мои прочитал, откинул руку, принимая меня под свой бочок. Отбросил солнцезащитные очки, чтобы посмотреть в глаза… И я в очередной раз пропала.
Утонула в любви, нежности, в жгучем желании и предвкушении ночи… Знала, что как только засопит дочь, он возьмёт меня за руку и поведет к пляжу, где под звёздным небом будет любить до конца жизни. Трогательно, нежно, но при этом страстно, творя и для меня яркое пятно воспоминаний…
– Ну, паааап, – протянула обиженно Лекса. – Может, братик появиться хоть через несколько лет?
– Может, через несколько лет…
Эпилог
– Рома! Сейчас папа увидит, что ты возишься у воды, и нам обоим влетит! – Лекса строго отчитывала младшего брата.
– А ты ябеда! – симпатичный щекастый мальчишка пяти лет надул губы и вздернул упрямый подбородок, но от кромки моря все же отошел.
– Я не ябеда, а твоя старшая сестра, – Лекса снизила громкость, смягчила тон голоса и убрала планшет, с которым не расставалась никогда. Смотрела на долгожданного братика, и её губы дрогнули в улыбке умиления, а после она опустилась на колени рядом с малышом. – Хочешь, я помогу тебе построить замок?
– А ты умеешь?
– Наш папа строит небоскребы, что – мы с тобой с замком не справимся?
Горислав и Марта, обнявшись, наблюдали за детьми, прячась за широкой колонной. Горозия прижимал к груди свою