стать красивой, хочу добиться, чтобы меня полюбили, позволить себе быть любимой и любить самой. Как Каталина, заявившая в своей песне: я вернулась из загона и хочу любви, и хочу любить. Вот и я точно так же, сеньор. А своё горе я тащу на спине, как Нору вниз по лестнице.

Моя сестра – это не прошлое, сеньор, она никогда не станет прошлым. Но я не знаю, имеет ли это для меня значение. Ведь мыслю я трезво, и когда стану женщиной, живущей в другом месте с дочкой, я оставлю ей цветы на коврике перед дверью и скажу, что они от её бабушки и что с её бабушкой я не общаюсь, потому что в деревнях обиды передаются по наследству. Впрочем, она ничего об этом не узнает и подумает, что хотя её бабушка и не любит Маленькую Лею, зато любит её.

Так что же я всё ещё делаю здесь, в тени? Спокойно жду, сеньор, поджидаю вместе с вами вашу собаку. И ещё я дожидаюсь громкого хлопанья голубиных крыльев, когда моя мать закричит, не найдя нас с сестрой дома, и решит, что мир убил нас, оторвал дочерей от неё. Обратите внимание, сеньор, я жду с вами вашу собаку, а вы тут со мной за компанию в этот очень странный день.

Вчера вечером Марко оставил травку на моём коврике перед дверью, ибо конец света лучше не видеть, а гораздо приятнее воображать что-то совсем другое. Вот я и пришла сюда покурить её, чтобы перестать смотреть на лес и представлять себе только Нору. Но я не вижу сестру, сеньор, ведь жизнь жестока, а смерть есть смерть, и реальность такова, что нам стыдно плакать, потому что, как говаривал мой отец, мы не в той части света, где льют слёзы. И как бы то ни было, я умертвила мою сестру, ведь она не могла сделать это самостоятельно. Моё бездействие стало бы проявлением жестокости, отсутствием уважения и любви. А то, что на меня указывают пальцем, поглядывают и перестают любить – мне безразлично, потому что, кроме заботы и любви, иное мне неведомо. Завтра жизнь продолжится, сеньор, хочу я ему сказать и выдерживаю его взгляд, но ничего не говорю. Затем смотрю на небо, на его насыщенную-насыщенную-насыщенную синеву, и встаю, чтобы уйти.

Я швыряю на землю сигарету с травкой. Не сводя с меня глаз, сеньор вздыхает, и я думаю, что он вздыхает, потому что представил себе, как входит в лес в поисках своей собаки и умирает там. Мне кажется, и я чувствую, что сеньор хочет что-то мне высказать. Лея, те, кто уезжает, в конце концов остаются. У меня по коже бегут мурашки, ведь я знаю, что он обманывает меня, хотя я не просила его об утешении, о ласке, потому что я всё равно уеду. Большой пёс с высунутым языком и раздутым от пищи животом приближается к нам, принюхиваясь. Ну вот, сеньор, и ваша собака объявилась. Я же говорила вам, что собаки не такие, как я, – они остаются.

Элиса Леви

Изучала аудиовизуальные коммуникации и исполнительское искусство в Европейском университете Мадрида, а также драматургию в Королевской академии драматического искусства в Лондоне. Первый роман на современные темы Почему плачут города опубликовала в 2019 году. По мнению литературного критика Карлоса Пардо из издания «Бабелия», «Леви выходит за рамки литературы поколения миллениалов и идёт в русле бунтарства романтического происхождения, родственного фатализму поколений Вертера или «беспорядку и ранней боли» Томаса Манна. Эту традицию Леви возрождает интенсивно и тонко». Она – один из авторов антологии Я уже не помню, кем хотела стать, когда вырасту (2019). Является также автором сборника стихов Затерянная в миске с хлопьями (2016) и театральной пьесы Веточки в волосах, премьера которой состоялась в Мадриде в 2017 году.

Сноски

1

Иов. 14:11–12.

2

В Испании – выражение сочувствия, готовности оказать помощь. – Прим. пер.

3

Строка из стихотворения римского поэта Овидия. – Прим. пер.

4

Хуаночкой. – Прим. пер.