С бесконечным, как африканские просторы, отчаянием Тернбулл покинул обиталище племени ик и уехал назад к цивилизации. Вернувшись через год, который выдался очень плодородным, он, к своему ужасу, обнаружил, что, несмотря на обильный урожай, гниющий теперь на полях, люди племени ик не изменились. Было слишком поздно. Эгоизм среди людей, живущих без любви, укоренился и распространился как опасный сорняк, вытеснив почти все остальное. Семья уже не имела никакого значения – ни эмоционального, ни экономического. Ничего не значили ни дружба, ни уважение к жизни. Печалясь о судьбе племени ик, Тернбулл пришел к пессимистическому выводу, что эти люди сделали такой же выбор, какой могли бы сделать и все мы, если бы столкнулись с подобными трудностями.

История племени ик пугает. Если любовь способна исчезнуть из людской жизни так быстро, – это означает, что ее нельзя назвать необходимостью, это скорее роскошь – или даже выдумка. И это, вероятно, ужасная правда. Ужасная, потому что она заставляет усомниться в прочности любви. Ужасная, потому что для людей из племени ик любовь стала глупой и опасной, пустой тратой энергии. Любовь не превозмогла все. Подобно сложной мелодии, которую долго никто не воспроизводил, она оказалась утрачена навсегда.

Чему может научить нас эта история? Есть ли у нее параллели в западном обществе, где стариков прячут в частных домах престарелых, а детей – в детских садах, где взаимодействие заменилось своекорыстием? В обществе, в котором мы с грустью вспоминаем о больших семьях, но постоянно меняем друзей, не успевая к ним привязаться? Неужели те ценности, которые нам особенно дороги, нельзя считать неотъемлемо человеческими – они лишь побочный продукт одной из форм стратегии выживания, именуемой обществом? На двух приведенных выше примерах мы видели, как утрачивается способность любить – в одном случае любовь исчезла из-за повреждения головного мозга, в другом – капитулировала перед процессом приспособительной эволюции. В обоих случаях любовь была утрачена из-за вреда, нанесенного нервной системе, и поэтому нам стоит серьезно задуматься о скрытой части айсберга – того зла, которое стоит за жестоким обращением с детьми, за массовым голодом и недоеданием. Например, мало кто задавался вопросом о том, что произойдет с интеллектом и психикой детей Сомали, если они выживут. Их истощение ассоциируется с недостаточным умственным развитием, а отсутствие воспитания – с бесправием. Любовь изолирует от жестокости жизни. Чему учит нас история племени ик? На их примере мы видим, в какое низменное существо превращается человек, полностью лишенный способности любить.

Если способность любить – это нечто, что можно разрушить, у нее должно быть свое физическое измерение, она должна быть материальна. Где она находится в организме? Когда Уистен Хью Оден пишет о тайне того, почему «любовь окрепла, надежда вернулась в сердца благодаря химической гармонии», он подшучивает над романтической любовью и напоминает нам об органической химии взаимного притяжения. Люди всегда считали, что любовь находится в сердце – может быть, благодаря его громкому, надежному, равномерному, утешающему биению; это по-матерински успокаивающее биение сопровождает нас всю жизнь, еще до рождения. Представление о том, что любовь и другие важные эмоции находятся в сердце, отражено в древнеегипетском языке. «Аб» – иероглиф, обозначающий сердце, – имел форму танцующей фигуры. При виде любимого человека или при мысли о нем сердце бьется быстрее. Не имея представления о том, где зарождается любовь, мы предполагаем, что этим местом должна быть самая беспокойная часть нашего организма – этот шумный обитатель нашей грудной клетки. Но разве не странно, что многие с нежностью думают об одном из своих внутренних органов? Изображение сердца украшает поздравительные открытки, пакеты с донорской кровью, кофейные чашки, наклейки на бампере, изображения Распятия. Реальное сердце, которое видят во время операций хирурги, кажется жалким символом столь многочисленных эмоций. «В глубине моего сердца», – говорим мы, и это значит что-то вроде «в сокровенных глубинах лабиринта моих чувств». Предполагается – исходя из несформулированной логики, – что без сердца нет жизни. Так и без любви. К тому же любовь представляется такой деспотической и упрямой, что у нее непременно должен быть какой-то источник: если не бог, или богиня, или, скажем, волшебник из страны Оз, отдающий приказания, то тогда единая фабрика клеток, невидимый орган. Зарождается ли любовь в мозгу? Переносится ли она гормонами? Являются ли феромоны вестниками любви? Какой биологический механизм позволяет нам ощущать любовь? Или, если уж речь зашла об этом, как начинается любовь?

Поскольку у человека за жизнь рождается относительно малое количество детей, естественно стремиться к тому, чтобы каждый младенец дожил до зрелости. Если бы любовь не стала силой, связывающей как мать и дитя, так и мужчину с женщиной, мы бы не выжили. Женщина во время родов терпит муки, рискует собственной жизнью и здоровьем, а ухаживая за ребенком, жертвует свободой и досугом. Благодаря любви ребенок ощущает важность своего существования. Однако, когда он рождается, значительная часть его мозга еще формируется – фактически большинство нейронных связей у ребенка возникает после рождения. Но как они будут развиваться, зависит от того, что произойдет в несколько первых лет жизни – в то время, когда он постигает сложное искусство быть человеком, в том числе обучаясь тому, как отдавать и принимать любовь. Множество полученных в результате исследований данных подтверждают, что все, чему ребенок научится в эти первые годы, предопределяет его эмоциональный настрой до конца жизни.

Психофизиолог Гэри Линч обнаружил, что глубоко эмоциональные события стимулируют клетки мозга больше обычного. Потом эти нейроны становятся чувствительными к подобным событиям. И чем чаще они случаются, тем активнее и активнее реагируют нейроны. Это происходит потому, что с каждым разом фермент подает сигналы все большему количеству рецепторов, находящихся в синапсе, – месте контакта между нейронами. А это, в свою очередь, позволяет получать все больше и больше информации. Этим можно объяснить то, что «практика – путь к совершенству». Этим же объясняется и то, почему человек может заговорить на иностранном языке или научиться лечить зубы, если будет упражняться в этом достаточно долго. Дети учат языки быстро и легко, когда они совсем маленькие, тогда как взрослым то же самое едва ли по силам. Это же относится к языку эмоций и грамматике чувств. Как проницательно замечает Энтони Уолш: