Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристоф громко рассмеялся, но быстро прервал свой смех.
— Это точно, — заметил он. — Бедный князь! Говорят, ему лишь чудом удалось остаться в живых. И спас его святой крест и золотые руки вашей… хм… кузины! Это действительно так?
— Истинная правда, — заверил его я.
Между тем мы подошли к тому месту, где оставили свои вещи и быстро облачились в них. Нацепили ножны, спрятали шпаги.
— Наконец-то! — недовольно сказал Потемкин, когда мы вернулись к нашим секундантам. — Ей-богу, господа, мы все тут едва не уснули, пока вы там расшаркивались друг перед другом!
— Все живы, все довольны? — строго спросил нас темноволосый карапуз. — Всех ли устраивает исход дуэли?
— Абсолютно, — ответил ему Кристоф.
Я принял поводья у подведшего мне мою лошадь Вяземского и поблагодарил его.
— Господин Завадский признал, что его претензии ко мне были не обоснованы, а мои же слова в его адрес наоборот — имели под собой причину, — сообщил я всем. — Претензий друг к другу у нас больше не осталось, и мы решили позавтракать в трактире… Как там называется ваше заведение, дорогой Кристоф?
— «Сытый баловень», — напомнил Завадский.
— Слышал о таком, — быстро сказал Потемкин. — С превеликим удовольствием составлю вам компанию. Но только должен предупредить вас, господа: мои карманы пусты, и я намерен запустить свою хищную руку в ваши пузатые кошельки!
Кристоф захохотал. Его секунданты между тем смотрели на Потемкина с легким недоумением — должно быть не были привычны к такого рода бесцеремонности.
— Разрешите представить, господа, — спохватился я. — Григорий Потемкин, вахмистр Конной гвардии… А это княжич Вяземский Петр Иванович.
Тогда Кристоф в свою очередь принялся представлять своих секундантов.
— Граф Илья Лисин… — он указал на темноволосого карапуза. Тот учтиво поклонился. — А это Никита Ноздрев, помещик. Прошу любить и жаловать. А теперь пора возвращаться, господа! Предупреждаю сразу: завтрак за мой счет!
— Я вас обожаю, юноша! — с жаром заверил его Потемкин. — Постараюсь нанести максимальный ущерб вашему кошельку!
Глава 18
Жареные колбаски и гвардейские казармы
Трактир «Сытый баловень» в этот утренний час встретил нас почти пустым залом и запахом жареного мяса.
Кристоф не совсем точно описал внешность хозяина Фрица — на колбаску он похож не был. Скорее он весь состоял из таких колбасок. Лоснящаяся голова-колбаска, раздутые руки-колбаски, растопыренные пальцы-колбаски. Даже нос у него был как колбаска и свисал книзу изогнутым хоботком.
Не спрашивая наших предпочтений, Фриц-Федор выставил на стол огромную тарелку, наполненную румяными колбасками, возлежащими на подушке из тушеной квашеной капусты. Обжаренный в масле хлеб был натерт чесноком и жутко возбуждал и без того разыгравшийся аппетит.
Изголодавшиеся и усталые, мы накинулись на еду и первое время поглощали ее практически в полном молчании. Спутники мои налегали и на вино, которое приносила нам в глиняном кувшине Марта, жена хозяина. В отличие от Фрица-Федора, по-нашему она говорила с сильным акцентом, который, впрочем, только прибавлял ей милоты. И несмотря на то, что в своих габаритах она старалась не отставать от мужа, выглядела она при этом несравнимо приятнее, чему немало способствовали выставленные на всеобщий обзор огромные груди, каждая из которых была размером почти с мою голову. А из-под корсета игриво выглядывали самые краешки розовых сосков.
Вином в этот час я старался не злоупотреблять, потому как понимал, что дел мне сегодня еще предстоит переделать предостаточно. Для начала следовало отыскать Шепелева и предоставить ему свой рапорт о произошедшем ночью на ассамблее. Затем необходимо было навестить раненого князя Бахметьева и в конце концов опросить его о произошедшем. Возможно, он сможет пролить свет на тайну ночных выстрелов. Почему-то мне кажется, что он не может не знать, по какой причине граф Румянцев произвел ему в грудь выстрел, а затем пустил пулю и в самого себя.
Подобные вещи не происходят без причины. И причина должна быть очень веской! Я даже представить себе не могу, насколько именно веской. Если Румянцев имел обиду на князя, то почему попросту не вызвал его на дуэль, чтобы решить этот вопрос привычным для всех образом? Боялся поединка? Сомнительно. К тому же при этом он не испугался выстрелить себе в голову. Значит, если он чего-то и боялся, то вовсе не собственной смерти.
Но чего тогда мог бояться граф Румянцев? Сложно представить…
Несмотря на обильную и жирную пищу, вино Фрица-Федора в конце концов сделало свое дело, и мои приятели разговорились. Раскрасневшийся до такой степени, что даже очки у него запотели, Вяземский расспрашивал Кристофа о его сестре, и был при этом столь настойчив, что тому пришлось пообещать Петруше представить его.
— Но должен вас предупредить заранее, уважаемый граф: у Софи уже есть воздыхатель! Никаких предложений, правда, он пока не делал, но навещает наш дом с завидной настойчивостью. И всякий раз является с каким-нибудь забавным подарком. То канарейку в клетке принесет, то цветок необычный… Если дело так пойдет и дальше, то уже скоро он будет просить ее руки.
— Вот как⁈ — Вяземский снял очки, чтобы протереть стекла и сразу стал выглядеть очень непривычно и даже глупо. — И как же зовут этого негодяя?
— А зовут этого негодяя лейб-гвардии майор Архаров, но ссориться с ним я бы вам не советовал. У него очень длинная шпага, как и список тех, кто хотел посостязаться с ним в фехтовальном умении.
Вяземский потеребил подбородок.
— Да, это в корне меняет дело… — вздохнул он. — А скажите мне, Кристоф: у вас только одна сестра?
В общем, наш завтрак постепенно превращался в доброе застолье. Вскоре в трактир вошла компания гвардейцев в форме Преображенского полка. Среди них я признал Сашку Климова, с которым мы неоднократно сходились за карточным столом. Я сразу подошел к этой компании, поприветствовал всех и справился у Климова о здоровье Ваньки Ботова. В ответ тот грустно покачал головой.
— Дела у него не очень, — честно ответил он. — Доктор дважды приходил, делал какие-то примочки, да вот только не помогают они ему совсем. Рана не заживает, да и пахнет от нее уже погано. Мне кажется, что еще немного — и преставится наш Ванька.
— Да-а, плохи у него дела, — печально подтвердил