Ванюша крикнул Толкушина помощника, чтобы тот запрягал лошадь в сани, и пошёл предупредить Юряту, что Евдокия едет к княжьему двору.

Доронины столкнулись со старшим княжьего отряда на полпути к князю и вместе направились ко двору.

— Караван будет в сотню саней, если не больше, — предупредила Евдокия княжьего воина. — Они везут свежие фрукты и нельзя больше тянуть с отъездом.

— Возничие с санями уже наняты?

— Князь обещал помочь. Я сейчас к нему пойду, скажу, что завтра едем.

— Добро. Мы сегодня отдохнём с дороги и будем готовы ехать обратно.

— Кузьмич, ты на ночь отправь ко мне пяток воинов, чтобы груз сторожили. Моим ребятам отоспаться надо.

— Опасаешься кого?

— Да ходят тут всякие, вынюхивают. Ганзейцам и шведам с датчанами мои португальцы поперёк горла.

— Вынюхивают, говоришь? Наших следить подрядили или немцы* сами?

(*здесь в том смысле, что не говорящие по-русски, от слова «немые»)

— Да кто ж разберёт, кто в темноте шастает! А ты что так насторожился?

Кузьмич бросил взгляд на прислушивающегося Юряту и, понизив голос, начал рассказывать:

— На постоялом дворе Карпушка послушал, о чём два иноземца говорят и мне передал. Он раньше в посольском приказе служил, там немного фрязинов научился понимать. Так вот, господа те сильно беспокоились о ереси, которая якобы идёт от нас к ним. Их негодование вызвало, что наша церковь уступила светскую власть князю. Они считали, что этого нельзя было допускать и ещё не поздно все перевернуть.

— Хм, вот как, — нахмурилась Евдокия.

— Ещё Карпушка услышал, что господам очень хотелось попасть в мастерские боярина Кошкина-Ноги.

— Ну-у-у, в общем-то обычные разговоры. Господа делились впечатлениями, — набрав в щёки воздуха и медленно выдохнув, констатировала Евдокия.

— Одеты они были как негоцианты, а говорили больше о церковных делах, учености кошкинских розмыслов и высказали подозрение, что боярин продал душу нечистому, чтобы тот открыл ему все секреты. И вот ещё, Карпушка уверен, что о самом важном они шептались, и ему не подобраться к ним было, чтобы подслушать.

Ванюшка переглянулся с Олежкой, но Евдокия погрозила им пальцем, чтобы не думали играть в «найди шпиона». Из-за брата она нарочито безразлично спросила:

— Эти болтуны ехали в Москву?

— Из Дмитрова в Москву. Это я у возницы их узнал.

Евдокия обеспокоилась, но совершенно не представляла, что делать с этой информацией. Она пожала плечами, но видя обеспокоенность Кузьмича, пообещала:

— Петра Яковлевича вскоре увижу, предупрежу, что его секретами заинтересовались за границей.

— Добре, — согласился он и подмигнул внимательно слушавшему его Олежке.

Евдокии показалось, что Кузьмич сейчас поедет впереди, поэтому она поторопилась спросить:

— Ты мне скажи, что князь решил насчет вашего трофея?

— Боярин Лыко-Оболенский выкупил у князя наш трофей, — ровно сообщил Кузьмич.

— И? Отряду-то что-то перепало?

— По рублю каждому, а мне три.

— Хм, не густо.

— Мы довольны. Посыльный напомнил, что мы за службу деньги получаем, так что…

— Ну-у, если так, то действительно. Я смотрю, кафтаны у вас у всех одинаковые.

— Весной княгинюшкины мастерицы пошили, и всем, кто более десяти лет служит, раздали.

Воин улыбнулся, отогнул полу кафтана показывая, что там подклад из хорошего полотна и обережная вышивка по низу идёт.

— Добротно пошито, — похвалила Дуня и добавила: — За разговором не заметила, как приехали.

Юрята приосанился и цепко оглядывал двор в чьих-то поисках. Евдокия сошла с саней и поспешила к князю, надеясь, что он у себя. Но её встретил один из княжьих десятников и передал, что для её поездки всё готово.

— Кузьмич! — позвала она старшего московского княжьего отряда. — Познакомься с десятником Харитоном. Завтра вместе поедем. Сегодня загрузим сани, а поутру двинемся в путь.

— Возницам к дому Толкуши прибыть? — уточнил Харитон.

— Да.

Евдокия оставила воинов общаться, а сама поднялась на женскую половину, чтобы узнать, как здоровье Еленки. Боярышня оживилась, увидев её, поприветствовала:

— Здрав будь, Евдокия.

— И тебе здравствовать, Елена, — чинно ответила боярышня.

— Слышала, как я в город въехала? — хвастливо спросила Еленка.

— Зачем тебе это? — присаживаясь на сундук, поинтересовалась Дуня.

— Не твоё дело, — моментально вскипела Еленка, но тут же состроила умильное выражение лица и с любопытством спросила: — Ты лучше скажи, вправду уезжаешь?

— Я вернусь, — со смешком уверила её Евдокия. — У меня здесь кот остаётся, — сразу же добавила аргумент, видя желание Еленки возразить.

— Ну и что? — буркнула она.

— А ты что тут делать собралась? — строго задала ей вопрос Дуня.

— Котёнка ждать! — с апломбом заявила Оболенская.

— Да ну? — складывая руки на груди, усмехнулась Евдокия.

Они сверлили друг друга взглядами, не зная, как вызнать истинную причину нахождения при дворе Юрия Васильевича.

— Дунь, ну чего тебе тут делать? — Еленка сдалась первой.

— А тебе?

— Мне надо. Ты ещё мелкая и не поймешь, — гордо вздёрнув подбородок, она отвернулась.

— Еленка, а ты уверена, что тебе действительно надо тут находиться? — чуть подумав, задала ей вопрос Дуня. — Твоя поездка сюда едва не закончилась плохо.

— Это с каждым могло случиться! — подскочила боярышня, но сразу же села, приметив снисходительный взгляд боярышни.

— Значит, ты тут надолго? — не спросила, а скорее констатировала Евдокия.

— Не скажу!

— Да и не надо, — отмахнулась она. — А у меня тут дела семьи.

— Так ты по семейным делам? — обрадовалась Еленка. — А давай вместе? У тебя все затеи выгодой оборачиваются, — простодушно предложила Оболенская.

— Ну-у, не откажусь от помощи, — усмехнулась Евдокия. — Поехали со мной в Москву.

— Я только оттуда приехала. С ума сошла мотаться туда-обратно!

— Ох, Еленка!

— И якшаться с купцами мне невместно, — добавила боярышня.

— А тут повсюду одни купцы, — развела руками Дуня. — Чего же ты сюда приехала? — повторила она вопрос.

— За котёночком, — упрямо выпятив подбородок, окончательно обозначила свою версию Оболенская.

— С кем же тебе тут общаться, пока будешь дожидаться котеночка?

— Надеюсь, что князь услышит, как я пою и развлечет меня. Устроит псовую охоту или соколиную.

Евдокия усмехнулась, зная, что соколиную охоту устраивают с весны до осени, а псовую с сентября