Он стал читать длинный вопрос, мы тихонько переглянулись, пряча улыбки, хоть он нас сейчас и не видел. Ничего подобного! И этот вопрос тоже выбрал он.

– Хорошо вы меня приложили! – опять коротко засмеялся Андреев. – Читаю дословно: «Если бывший военкор теперь сажает морковь и свеклу, значит ли это, что у нас у всех больше нет шансов?»

Я замерла. И зачем он это читает? И вообще, был ли такой вопрос, что-то я его не помню… Или он сам его себе задал? Скорее всего, именно так…

– У вас, – подчеркнул Андреев, глядя в крохотный глазок камеры, установленный над ноутбуком, – шанс есть. Вы ведь можете стать и собкором, и военкором, и вступить в ряды действующей армии, и переизбрать руководство страны, и поменять строй – любым путем. Заметьте, я ни к чему не призываю, я просто констатирую ваши возможности. Каждый из вас – я повторяю – каждый из вас имеет шанс. Другой вопрос, как им воспользоваться. Можно сидеть дома на диване и бомбить по каждому ничтожному поводу. Во дворе таджики покрасили заборчик в синий цвет – а вы хотели, чтобы в зеленый. И вы все воскресенье из-за этого ругались – улюлюкали и матерились в своем дворовом чате. Так проходит жизнь. А можно взять в руки кисть, ведро, лопату, молоток, винтовку… Или хотя бы камеру и попытаться что-то изменить. Это мое убеждение. А насчет меня… – Андреев помолчал. – Да, я больше в горячие точки не езжу. Возможно, временно. Вы знаете о моей последней поездке… Это было достаточно давно, но…

Тут же понеслись ответы, мы с Ульяной только успевали читать мелькающие на мониторе строчки, многие хотели, чтобы Андреев услышал его ответ: «Нет!», «Не знаем!», «Не в курсе!», «Расскажите!»

Я поняла, что Андреев имеет в виду. Я читала где-то его интервью об этом. В одной из его поездок в горячие точки при съемке случайно погиб боец-омоновец. Корреспонденты, освещавшие это, по-разному объясняли и гибель, и роль Андреева, стоило ли так рисковать собой и другими. Это на самом деле было давно… И я никаких особенно острых репортажей Андреева с места военных действий не помню и никогда не назвала бы его военкором. Неужели я чего-то не знаю о нем, самого важного? И Андреев, прыгавший недавно в московском клубе на сцене, оравший песни среднего качества собственного сочинения, на самом деле в душе – военкор? Смелый, бесстрашный, который ездит в самые опасные места, чтобы рассказать людям правду, чтобы оставить в памяти людей тех, кто больше сам о себе ничего не скажет, чтобы предупредить, чтобы остановить…

Больше таких вопросов не было, его спрашивали в основном о текущей ситуации в стране – о зарплатах, о неравенстве, о том, что делать с тем, что мы, по милости правящих страной олигархов, ненасытных в своей алчности, все больше и больше превращаемся в сырьевой придаток Европы. Некоторых интересовал сам Андреев – как он относится к правой оппозиции, почему не дружит с левой – не со всеми дружит, по крайней мере… А также – что он читает, смотрит ли телевизор, как зовут собаку и чем лучше кормить котов, чтобы они были такими же пушистыми, как его коты.

Как я понимаю, когда человек становится известным, самые неинтересные подробности его жизни вдруг становятся очень притягательными. На самом деле, какая кому разница, соблюдает ли Андреев пост? И вообще, как он относится к поеданию убитых животных? Он, кстати, посмеялся, а отвечать на этот вопрос не стал. Я видела на кухне у него открытую кастрюлю, в которой было штук двадцать котлет. Сам ли он их себе навертел, сделав фарш, или купил в кулинарии, пожарил и сложил потом почему-то в кастрюлю – не знаю. Может быть, это было угощение для сеттера Мани? Или для нас…

Но про еду он разговаривать не стал, хотя вопрос прочитал вслух. Зачем прочитал? Полагаю, ему нравится быть известным и популярным. А нравится ли мне эта его черта? Не знаю. Пока не разобралась. Мне, оказывается, не всё в нем нравится. В синих полосатых пижамных штанах, например, он мне не очень понравился. И обидно было, что он нас в таком виде встретил.

После эфира, который длился больше полутора часов, Андреев встал, потянулся, взъерошил короткие волосы, засмеялся и подошел к нам с распростертыми руками. Приобняв нас обеих, похлопав дружески по плечам, он весело спросил:

– А теперь по рюмке водки?

Мы переглянулись.

– Может, лучше чаю? – проговорила Ульяна.

– А я выпью! – неожиданно для самой себя сказала я.

Водку я пила два раза в жизни. «Пила» – громко сказано. Один раз – на свадьбе маминой подруги, которая в сорок пять лет первый раз вышла замуж. И водку я выпила случайно, думая, что в стакане вода. Поняв, что это водка, я побыстрее заела ее жирным мясом, стало очень весело и даже не особо плохо. Может быть, потому что до этого я все ела и ела, мне было скучно, говорить было не с кем, я сидела и пробовала все блюда.

Второй раз я выпила водки сознательно, на выпускном вечере, вместе со всеми, просто чтобы не быть белой вороной и не говорить: «А я не буду, я – белая и пушистая!» После этого я, как положено, хохотала, ночь пронеслась как полчаса. На следующий день я спала до четырех, встала со страшной головной болью и ощущением, что ночи этой не было, и решила, что водка – это не мое. Не пьет же моя мама. Значит, и я могу не пить. Водку, по крайней мере.

Но сейчас я не хотела объединяться с Ульяной. Тем более она это так насмешливо сказала, как будто Андреев какой-то алкоголик и только и ждет повода, чтобы выпить… Я видела, конечно, на кухне у него пустые бутылки… Из-под вина и водки… Штук пятнадцать – двадцать, аккуратно составленные в одном месте, наверняка отвозит куда-то, мусор раздельно сдает, он же правильный… Бутылок много, но мы же не знаем, за сколько месяцев накопились эти бутылки… К тому же у него есть друзья, коллеги, музыканты, с которыми он наверняка здесь репетирует… Не вел бы он еженедельную передачу на одном из центральных каналов и не говорил бы так складно, если бы был алкоголиком.

– Не будешь? – спросил Андреев Ульяну уже в гостиной, где нас, прыгая и повизгивая, встретила счастливая Маня.

Та отрицательно покачала головой.

Андреев, усмехаясь, налил себе и мне. Себе – почти полный стакан, мне – меньше половины.

– Хорошая финская водка, – объяснил он. – Друг принес. И котлеты берите. Можно прямо холодные. Вкусные очень.

– Тоже друг привез? – прищурилась Ульяна.

– Подруга, – улыбнулся Андреев, пристально глядя за ее реакцией. – А что?

– Ничего. – Ульяна пожала плечами.

А я замерла. Может, не стоит распивать с ним водку, если ему какая-то подруга привозит полную кастрюлю котлет?

– Подруга, жена моего друга, – засмеялся Андреев. – Так, ну что, с почином, директоры мои! У нас с вами уже две совместные передачи. Откровенно говоря, я привык управляться со всем один. Но сегодня вы мне помогли. И еще слегка… – он подыскал слово, даже картинно пощелкал пальцами, – … скрасили мое временное одиночество. Ага, вот так. За вас! – Он поднял рюмку, чокнулся со мной и с Ульяной, которая налила себе в чашку морса из открытой пачки, стоявшей на столе, и залпом выпил всё, что было в стакане. Крякнул, взял котлету руками из кастрюли, быстро ее сжевал.