Скулы хозяина дома ходили ходуном.

«Можете идти, – яростно сверкая глазами, процедил он. – И больше не беспокойте нас».

«А… как Катерина Борисовна?»

«Она в порядке, – отрубил, надвигаясь на Лаврова, обнаженный Прозорин. – Что-то еще?»

«Нет… я… мне, очевидно, послышалось…»

Гостю ничего не оставалось, как ретироваться. Он вернулся к себе, пораженный и обескураженный. Что это было? Провокация? Приступ безумия? Или жестокий секс, который в ходу у определенного круга людей?

«Я дал в штангу, – корил себя Роман. – Теперь у Прозорина есть повод выставить меня из дома. Он будет прав, если так и сделает. Я бы на его месте надавал наглецу по шее, а он сдержался. Сказывается хорошее воспитание…»

Он приготовился к любому исходу. Чему быть, того не миновать.

Лавров терялся в догадках, как там Катя и какое решение принял ее муж, когда горничная пришла звать его к столу.

– Завтрак подан, – сообщила она.

– Передайте Катерине Борисовне, что я иду.

– Хозяйка осталась у себя. Ей нездоровится.

– А Сергей Кирилыч?

– Он уже поел.

Сыщик понял, что Прозорины избегают его, – каждый по своей причине, – но отказывать в гостеприимстве не собираются. Сергей не хочет, чтобы Лавров наболтал его тестю лишнего, и постарается замять скандал.

В коридоре еще не стихли шаги горничной, как зазвонил его сотовый.

– Привет, дружище, – произнес на том конце связи новоиспеченный майор. – Я по поводу Снежаны Орловой.

В свете последних событий у Лаврова вылетела из головы фехтовальщица из клуба «Рапира». И без нее хлопот хватало.

– Она заявлена в розыск три года назад, – доложил майор. – Перестала посещать клуб, куда-то пропадала из дому, а однажды уехала и не вернулась. Мать пришла в отделение, накатала бумагу…

– Девушку нашли? – не дослушал Роман.

– Нет.

– А мать еще жива?

– Не знаю. Запиши адрес. На твое счастье, она москвичка. Если бы сразу частника наняли, был бы шанс отыскать эту Снежану. Но у матери, видать, таких денег не было…

* * *

Черный Лог

Глория была озадачена трагической судьбой Жанны д’Арк.

Святая, ведомая Божьим провидением и наставляемая архангелами, вдруг попала под суд инквизиции и была казнена как ведьма. Нонсенс? Оказывается, такое возможно.

Со смертью Жанны умер и барон де Рэ. Физически он прожил еще девять лет, но это были годы бредового сна, отчаянных метаний, мук совести и неизбывной тоски. Он пытался заглушить тоску всеми доступными средствами: пускался в распутство, кутил, скакал до изнеможения по окрестным лесам, искал себе гибели, потом истово молился.

Наконец маршал Франции и герой Столетней войны Жиль де Рэ отошел от двора, занялся черной магией и заключил сделку с дьяволом. Суд назвал его кровожадным злодеем, замучившим сотни невинных жертв, и отправил на костер. Правда, Жилю была оказана «милость» окончить свои дни в петле.

Зато некромант и колдун Франческо Прелати, который свидетельствовал против своего господина, – был отпущен судьями без всякого наказания. Несмотря на то, что, по его же признанию, проводил оккультные обряды, занимался алхимией и владел прирученным демоном!

Какими изощренными порой бывают ум и добродетель.

Впрочем, в этом средневековом «романе ужасов» Глорию занимали не вышеозначенные парадоксы, а совсем иные вещи.

Зачем богатый царедворец, каковым являлся Жиль де Рэ, собрал под крышей своего замка алхимиков, чародеев, хиромантов, астрологов и толкователей снов? Почему не жалел золота на их изыскания и согласился прибегнуть к услугам некроманта и его подручного беса?

Чего добивались под пыткой от Жиля де Рэ уже после того, как он признал свою вину?

Был ли он на самом деле виновен в том, в чем сознался?

И наконец, главный вопрос: каким образом с этим всем связан Лавров?

– Скоро узнаешь, – успокоил ее карлик Агафон. – Он приедет и сам все расскажет.

– Ты здесь? – удивилась Глория.

– Давно. А ты не замечаешь, моя царица. Я в печали.

– У меня голова идет кругом от дурных мыслей.

– По поводу Жиля де Рэ? – карлик махнул длинной обезьяньей рукой. – Он умер из-за Жанны. Женщины губят лучших из нас.

– Он любил ее?

– Страстно! Самозабвенно! Не смея признаться в этом ни себе, ни ей. Ведь она была святая, а он – глубоко верующий. Он не мог оскорбить свою мадонну даже намеком на похоть. Жаль, что мужчины не умеют любить, не желая.

Глория стояла у окна, глядя на падающий снег. Белый сад, белое небо, белый двор.

– Будто саван… – повернулась она к Агафону, но тот исчез.

Кресло, на котором сидел карлик, тоже испарилось. Вместо него взгляд Глории наткнулся на огромную печь, уставленную черными кипящими котелками, большими и маленькими. Стены гостиной раздвинулись, потолок стремительно взмыл вверх. В воздухе запахло фимиамом и сажей…

За бесконечно длинным столом возился над серебряной чашей человек, одетый в монашеский балахон.

– Это летучий состав, – объяснял он высокому господину в камзоле, расшитом драгоценными каменьями. – Сюда входят пятьдесят четыре компонента, опиум и порошок из высушенного сердца змеи.

Глория успела привыкнуть к тому, что люди, которых она видит, не замечают ее. Она внимательно прислушивалась к разговору, не удивляясь тому, что все понимает. Смысл произносимых слов доходил до нее, минуя языковой барьер.

– Ты соединил все, перечисленное в манускрипте? – спросил господин.

– Последовательность имеет решающее значение. Я пробую различные варианты. Смешиваю одно, добавляю другое…

– Не хитри, Франческо! Ты клялся, что расшифруешь запись. Говорил, что умеешь говорить с мертвыми.

– Я прикладываю усилия…

Господин стукнул ладонью по массивной столешнице, и сосуды жалобно зазвенели.

– Я отдал за манускрипт целое состояние! – взревел он. – Мне нужен результат, флорентинец! Причем немедленно!

– Спешка скорее навредит, чем…

– Молчи и слушай, – перебил господин. – Вызови Митридата[7], царя понтийского, спроси у него, как быть.

– Он отказывается говорить, – потупился монах.

– Примени свое искусство. Почему не действуют твои чары и заклинания? Этот манускрипт – часть записок из «Тайных мемуаров» Митридата. У царя была собственная лаборатория по производству ядов и прочих секретных снадобий. Я очень дорого заплатил за кусочек папируса, который ты обещал прочитать!