но вот почему – этого мы знать не можем. А нам очень надо это понять! Прости меня за мой грех, флаг−лейтенант. Не для себя совершаю, сам понимаешь.

Инквизитор кивнул на следующего бойца:

– Этого…

…Караван–хан пришёл уже за полночь. Откинув освещённый светом лун полог, зашёл, пригнувшись, внутрь. Посмотрел довольно на узника. Вон он, в углу, лежит ничком на куче кишащего клопами тряпья, не обращая внимания на адский зуд. Пусть мучается, пусть дружков боевых вспоминает, которым шею от уха до уха раскроили. Не всё имперцам с воздуха города утюжить. Бывает и наоборот!

Жаль, что не дали паскуду к Хатару отправить. Но нельзя ослушаться инквизитора, у которого – печать Совета, дающая неверному высшую власть в караване. Нужен ему имперец, не велел он его трогать. И как ни хочется караван–хану кишки им обоим выпустить, церковнику он подчиняться будет во всём. Иначе – голова с плеч и у него, и у родни. Ослушаться старейшин – грех непростительный, за это карают семьями и даже кланами.

– Что, спишь, хатарово отродье? Вставай!

Он не спал. Да и как уснёшь, когда у тебя на глазах товарищей твоих, как свиней?..

Флаг–лейтенант с усилием поднялся. Выпрямился, одёрнул испачканную кровью форму. И пристально, с ненавистью, уставился прямо в глаза ильхорцу.

– Смелый, да? – ухмыльнулся хан и, резко выдохнув, ударил пленника под дых. Ударил хорошо, с оттяжкой, но так, чтобы не убить. Нельзя убивать.

Охнув, Гарна рухнул на грязный, земляной пол. Прижал к груди колени, отчаянно пытаясь вдохнуть.

Сильная пятерня схватила за волосы. Потащила вверх так, что из глаз брызнули слёзы.

– Думаешь, убивать буду? – рассмеялся, поставив пленника на ноги, хан. – Не буду, даже если попросишь. В штаб провинции тебя повезут, к старшим. Там тебя по косточкам разберут, пока не заговоришь. Я потом приду, смотреть, как у тебя мозги выжигать начнут. Как под себя ходить начнёшь, как совсем животным станешь!

Отвезут в штаб провинции… Прямо в любящие объятья старших инквизиторов, которые любого заставят слюни пускать. Что же он им так дался?

– Не поймёшь чего хотят? – словно прочёл мысли офицера хан. – Я тебе скажу, всё равно скоро сдохнешь. До реки подземной мы добурились, скоро порчу туда запустим. Вся вода вокруг почернеет, в скважинах, в реках. Нечего будет на юг качать! Нам не жалко, у нас ещё есть. А вы год её чистить будете, детей своих травить! От жажды будете дохнуть, на стену лезть со своим Канцлером. На коленях приползёте, ноги нам будете целовать, хатаровы собаки!

Теперь понятно, зачем инквизитор истязал флаг−лейтенанта. Он не может допустить, чтобы скважину накрыла раданская авиация. Церковники, поди, не только воду отравить хотят, но и контрнаступление организовать. Империи будет очень нелегко противостоять ударам Конклава, когда тылы корчатся от жажды. Когда даже солдатам пайки урезать придётся!

Гарна не ответил хану. Помноженные на осознание собственного бессилия мысли о катастрофе отняли у него последние силы.

– Хатар с тобой, спи, имперец, – отпустил пленника горец. – Завтра у тебя тяжёлый день. Завтра ты умрёшь, страшно умрёшь. Ну, или послезавтра.

Хохотнув, он вышел из юрты, оставив Гарна наедине с мрачными думами. Но флаг−лейтенанта хватило ненадолго. Морщась, он подполз к куче тряпья и забылся тяжёлым, беспробудным сном.

Глава 20

Он даже обрадовался, когда его разбудили, ведь во сне к нему являлись убитые, окровавленные бойцы. Которых он, командир, должен был спасти, да не спас. С чем ему теперь жить. Правда, недолго.

– Вставай! – грубо подняли на ноги конвойные. Дали умыться, сунули в руки лепёшку и фляжку воды, чтобы на этапе не окочурился.

Флаг–лейтенанта вытолкали на уставленную юртами "улицу" и повели куда-то сквозь кучи навоза и рёв быков. Гарна брёл вперёд, рассеянно жуя сладковатый хлеб. Он пытался сосредоточиться, но не мог. Мысли были – одна чернее другой.

Очень скоро его отвезут в штаб провинции, где уже ждёт доставленная из Авриума бригада церковников. Эти пальцами тыкать не будут, просто посмотрят ласково в глаза, после чего пленник выложит всё сам. Без пыток и боли, как лучшим друзьям. Даже не друзьям – братьям.

На курсах говорили, что лучше сигануть с обрыва или кинуться на конвоира, чем попасть в руки таким ухарям. Тут ведь не то страшно, что всё им выложишь, а то, что потом будет. А будет – распад личности и навсегда отъехавшая крыша, потому что не переносят мозги того, что церковники кличут "дыханием Ока". Но даже если повезёт не свихнуться и выбраться к своим, то до конца дней скитания по больничкам гарантированы. Организм от "дыхания" сходит с ума, и дольше десяти лет вырвавшиеся из лап счастливчики не живут. Поэтому лучше – с обрыва. Или на конвоира!

Он всё понимал, но сил сопротивляться не было. Гарна не был героем, к памятнику которого принесёт цветы Канцлер. Он был обычным солдатом. Студентом, слишком рано узнавшим ужасы войны.

На ум некстати пришёл Кем Кадар. Тот самый, что перед допросом кинулся под быка, унеся в могилу военные тайны. Ему возвели памятник в Алее, к нему водят школьников, рассказывая о беспримерном мужестве погибшего воина. А у Гарна не будет ни памятника, ни присвоенного Канцлером Последнего, с аллитерацией, имени. Будет – безымянная, наспех отрытая ильхорцами, могилка. И хорошо ещё, если не братская.

Флаг–лейтенант тряхнул головой, отгоняя тоску. Враг выболтал ему важную информацию, которую он обязан передать в штаб. Солдат Империи – он и в плену солдат Империи, а Гарна не просто солдат, он Офицерскую присягу давал. Тут, главное, до допроса успеть, потому что потом – всё. Потом он будет улыбаться и пускать пузыри.

Нужно бежать. Но как? Его вели трое рослых, здоровых мужиков с новенькими автоматами. Такие не заклинят, несмотря на стоящую в горах влажную жару. Такие нашпигуют свинцом при любом неосторожном движении. Да и не справиться ему с конвоирами, даже без оружия. Горцы и врукопашную сойтись не дураки, там даже один на один неизвестно кто кого.

В прямом столкновении ему крышка, тем более здесь, посреди лагеря. Значит, надо брать хитростью. До границы недалеко, пешком можно добраться за сутки, но это если через долину, где сейчас проходит фронт. Придётся обходить по горным тропам, куда даже ильхорцы редко суются, поскольку воздуха там с гулькин хрен. Это не проблема, если есть кислородные аппараты. А если нет, то шансов мало. Но всё равно больше, чем на допросе.

Правда, остаётся вцепившийся в него церковник. Инквизитор не даст далеко уйти, он не поленится и поставит всех на уши.