— Что ж, я плохо работаю? Ты мной недоволен?

— Да нет, только место твое не здесь. Тебе надо домасидеть, с детьми заниматься, в кружки их водить, в школу музыкальную.

— Я буду дома с детьми сидеть как порядочная, а мужбудет с девками время проводить?

— Это ты брось, — сказал он серьезно, — отженщины все зависит, от тебя, например, никто гулять не будет. А так прямообидно человеку на тебя глядеть. Если бы ты замужем была, то еще туда-сюда. Можнобыло бы думать, что кому-то повезло. А так глядишь на тебя и думаешь, что вотмогла бы у меня такая жена быть вместо той, что дома сидит.

— Ну ладно, — растрогалась я, — раз уж тытакого хорошего обо мне мнения, то, так и быть, подвези до дома.

Кирилл ушел от профессора Солодова сам не свой. Страшно былоподумать о том, что случилось бы, если бы Таня выпила две таблетки, если бы онаслучайно не услышала разговор Вадима с Валентиной, если бы не вмешался он,Кирилл. Тогда Вадим бы увез ее к себе, а что собирался с ней сделать потом этотподонок? На какое злое дело направить? И чем бы все кончилось? В лучшем случае— психиатрической больницей, а в худшем — Таниной смертью. Хотя неизвестно, чтохуже. Кирилл представил себе, в каком шоке была Таня, когда проснулась утромрядом с ним, ничего не помня. А он спал, как свинья, не мог вовремя проснуться,успокоить ее, рассказать, что произошло. Хотя он тогда и сам не знал, чтопроизошло. И просто удивительно, как она держалась. Чего ей стоило прийти кКириллу потом, чтобы выяснить, что же с ней произошло, и признаться в потерепамяти. А он еще думал, что она ненормальная! Бедная девочка!

Он уже подходил к магазину, сегодня он опоздал, но свет вофисе еще горел. Значит, она его ждет. Сейчас они закроют дверь и пойдутпотихоньку, он расспросит ее о дочке, она всегда так оживляется, когдарассказывает о ней, а про Солодова и про всю историю с ограблениемколлекционера он ей ничего рассказывать не будет, незачем ей волноваться поэтому поводу.

Кирилл уже походил к двери, как вдруг услыхал Танин смех, ипредназначался он не ему. Он метнулся в сторону и встал за водосточную трубу.Вышла Татьяна, а за ней этот бугай со стриженым затылком, ну да, директормагазина, как его? Миша. Они закрыли двери, потом подошли к машине, этот типдаже распахнул перед Татьяной дверцу — вежливый! — и уехали. Что ж,классический случай. Директор с бухгалтером должны быть знакомы очень близко,иначе бухгалтерский баланс не сойдется, как говорилось в одном анекдоте. К томуже шикарная «вольво», сине-серая, как раз под цвет ее глаз. «Вольво» давноуехала, Кирилл подавил жгучее желание бросить камнем в витрину магазина и пошелбыстрым шагом к метро.

Утром выяснилось, что Густав Адольфович ни за что не хочетуезжать из квартиры. Старик капризничал, говорил, что жену он, конечно,отправит к дочери, а сам не может оставить коллекцию без присмотра.

— Густав Адольфович! — обратился к нему Володятаким тоном, каким обычно увещевают малолетних детей. — Ну не сделаетсяничего вашей коллекции! Будьте же благоразумны, вы не можете так рисковать.

Старик согласился только тогда, когда ему пообещали, что сколлекцией ничего не сможет случиться и что бандитов в квартиру просто недопустят.

— Хорошо, Володя, я вынужден полностью на васположиться.

— И правильно делаете. Каждый должен делать свое дело ине смешивать мюзикл с триллером.

Вечером этого же дня Густав Адольфович с женой по командеВолоди, который предварительно убедился, что на лестнице нет никого из соседей,спустились на первый этаж. Возле подъезда стоял большой грузовой фургон«Перевозка мебели». Кто-то из соседей купил новый мебельный гарнитур. Всепространство между задними открытыми дверцами фургона и дверью парадной былозаставлено высокими ящиками, образующими узкий коридор. По этому коридорупожилые супруги быстро прошли внутрь фургона. «Грузчики» закончили работу иуехали.

Кирилл привел Цезаря с прогулки и спросил у Раечки:

— Ну как она?

— Про тебя спрашивала, просила, чтобы зашел.

— Ей лучше?

— Да не лучше, — с досадой ответила Раечка, —сам увидишь.

Кирилл прошел в комнату с затененной лампой. МарияМихайловна, укутанная черной шалью, полусидела в кровати. Глаза ее былизакрыты. Кирилл хотел было потихоньку уйти, но старушка открыла неожиданноясные глаза.

— Кирюша, милый, посиди со мной.

Кирилл сел рядом, взял ее невесомую руку и погладил.

— Кирюша, ты ведь возьмешь потом к себе Цезаря?

Видя, что Кирилл замешкался с ответом, потому что не знал,как реагировать на это «потом», Мария Михайловна попросила:

— В память о Жене, а, Кирилл?

— Конечно, возьму.

— Вот и хорошо. Цезарь к тебе привык, жалко терятьтакую собаку. А родственники мои животных не любят. — Мария Михайловнауспокоенно прикрыла глаза.

Кирилл поцеловал сухую руку и вышел. Раиса возилась у плиты.

— Поешь хоть, а то готовлю зачем-то, никто не ест. Ну,видел ее? — спросила Раечка, скорбно покачивая головой. — Она уже нездесь, не на этом свете. И мне говорит, вот закончу все дела свои, и больше мнеделать нечего.

Кирилл посмотрел на ее старушечью спину, на седой чахлыйпучок на затылке. Тоже небось лет шестьдесят уже, а все Раечка да Раечка. Вечноона здесь хлопотала.

— Они вам хоть деньги-то платили? — неожиданноспросил он.

— За это не беспокойся. Меня в этом доме никогда необижали, Женя покойный всегда по-хорошему, Валька-то, конечно, норовиласхамить, ну да теперь что про это говорить.

Подошел Цезарь и положил голову Кириллу на колени.

— Вот так, брат, скоро будем с тобой вдвоемжить, — вздохнул Кирилл. — Ты не против?

Цезарь тоже вздохнул и дал понять, что не против.

— И никто нам не нужен, — продолжал Кирилл, —пусть они там на иномарках катаются, а мы и пешком погуляем. — Онпоцеловал Цезаря в морду и поднялся.

— Ну, что мнешься, хочешь еще спросить что-то?

— Верно, — решился Кирилл. — Вы тут все времябываете, может, что слышали. Хотел я у Марии Михайловны спросить, да ей не дотого. Вы ведь знаете, что она мне тут работу одну нашла?

— Про работу знала, а куда, к кому — этого она неговорила.

— А кто мог про это знать, кто мог разговор нашслышать? — спросил Кирилл, не надеясь на успех.

— Да кто же и слышал, как не этот вонючка, морильщик!Он тут везде шастает, всюду подслушивает.

— Вы имеете в виду Карамазова?