— Робер безусловно подлинный, в прекрасном состоянии,но у нас этого Робера пропасть, еще на одного денег, конечно, не выделят… Да ипену настоящую мы дать не сможем. Так что, Густав Адольфович, вы уж попробуйтепо своим каналам, вы многих знаете, вам и карты в руки.

Густав Адольфович поблагодарил старика и проводил до машины.Я заметила, что в прихожей, подавая эксперту пальто, он передал ему конверт. Ятихонько отвела его в сторону и сказала:

— Густав Адольфович, ведь это мы должны были с нимрасплатиться.

Он приложил палец к губам, улыбнулся и сказал:

— Только Кириллу не говорите. Я ему многим обязан, ноон человек невероятно щепетильный, с ним будет трудно…

Проводив эксперта, он набрал номер московского телефона,попросил некоего Сергея Львовича и сказал:

— Львович, это я. Тут у моих хороших знакомых естьотличный Юбер Робер, три пятьдесят на метр девяносто. Да, конечно. Ну еще бы!Сам Соколов подтвердил! Да, Соколов из Эрмитажа. Хорошо, ждем.

Повесив трубку, он объяснил:

— Это мой московский знакомый, очень деловой человек,но при этом, как ни странно, порядочный. Он сейчас выяснит, за какую суммуможно продать такую картину, и купит ее у вас на десять процентов Дешевле. Этоочень приемлемые условия. Когда он узнал, что картину смотрел сам Соколов, тосказал, что своих экспертов присылать не будет: Соколов — это огромныйавторитет.

— И что, он позвонит нам на днях?

— На днях? Он позвонит нам через полчаса, я готовпоставить на это своего Фрагонара!

Сергей Львович позвонил не через полчаса. Он позвонил черезсемнадцать минут, я нарочно засекла время. Густав Адольфович выслушал его,прикрыл трубку ладонью и спросил:

— Он предлагает сорок пять тысяч долларов. Вы как,согласны, или поищем другого покупателя?

Мы с Кириллом переглянулись и дружно закивали.

— Тогда он заберет Робера прямо сегодня.

— Как? — изумленно спросила я.

Вид у меня был, наверное, ужасно глупый, потому что ГуставАдольфович улыбнулся и воздел глаза к потолку. Затем он с помощью Кирилла вынулкартину из рамы, аккуратно навернул ее на специальный вал — оказывается, естьтакие валы для хранения и перевозки картин, — и мы все вместе поехали наМосковский вокзал. Там из поезда вышел молодой человек в элегантном плаще — яподумала, что это и есть Сергей Львович, но это оказался его секретарь, —и с ним двое бритоголовых охранников. Секретарь любезно с нами поздоровался,передал аккуратно упакованный пакет, извинился, что спешит — ему надо былосрочно садиться на обратный поезд. Кивнув на охранников, он сказал, что этоохрана не его, а Юбера Робера.

На вырученные за Робера деньги мы купили квартиру, Кириллсказал, что Цезаря он и так прокормит, а заодно меня и Аську. В квартире трибольшие комнаты в ужасном состоянии. Одну из них мы сразу же заперли на ключ,потому что там со стены свисала оголенная проводка, и Аська с Цезарем непреминули бы ее потрогать. Денег на ремонт у нас нет, потому что квартируКирилла мы отдали за гроши — соседний магазин взял ее под склад, а свою комнатуя оставила соседям. Это самое малое, что я могла для них сделать за то, что ониспасли жизнь моей дочери. Галка ругалась и плакала, она говорила, что я никогдане научусь жить, но я настояла на своем.

Цезарь с Аськой обожают друг друга. Аська сумела егорасшевелить, он отбросил свою меланхолию, и теперь это обычный пес, веселый идобродушный, кстати, выяснилось, что ему всего четыре года. Они проводят друг сдругом все время и неплохо ладят, только Цезарь ревнует Аську к медведю Кириллуи пару раз здорово его потрепал.

Свекровь звонит мне регулярно раз в неделю, расспрашивает оздоровье и жалуется на новую невестку. Очевидно, это мне на всю жизнь.

После всех этих событий прошло пять месяцев. Сейчас зима,февраль, рука моя почти зажила, я могу выполнять несложные хозяйственные дела,но о том, чтобы выходить на работу, не может быть и речи. Из магазина меняуволили, но я не очень расстроилась, потому что будущей осенью Аська пойдет впервый класс и все равно пришлось бы уходить с работы. Тот старичок-профессор,который обнадежил меня в больнице, посоветовал мне, кроме обычной гимнастики,еще тренировать руку, выполняя мелкие работы — вязать, писать. И я решилазаписать всю эту историю, самым главным результатом которой было то, что явстретила Кирилла. Все это заняло четыре общих тетради. В начале буквы былибольшие и неуклюжие, а в конце у меня выработался вполне приличный почерк.

Теперь по утрам в выходные дни я просыпаюсь от ласковогошепота Кирилла:

— Должно же было человеку когда-нибудь в жизни повезти!

Не открывая глаз, я улыбаюсь и киваю головой. Кириллпросыпается раньше меня, потому что я ужасная соня, но он любит смотреть наменя спящую. В будние дни интонация та же, но суть вопроса несколько иная:

— Солнышко, что у нас сегодня на завтрак?

Я терпеть не могу рано вставать, но для Кирилла делаю это судовольствием, ему только нужно меня растолкать. Вообще я с изумлением открылау себя способности к кулинарии и любовь к домашнему хозяйству, бывшая свекровьбыла бы мною довольна.

Я стою у окна и смотрю во двор. Там в снегу возятся трифигурки — мужчина, ребенок и большая черная собака. Аська с Цезарем играют вчехарду, а Кирилл лепит снежную бабу. Сегодня сыро, мне нельзя переохлаждатьруку, поэтому они не взяли меня гулять.

Конец февраля, весна не за горами, и Кирилл все чаще говорито том, что плюнет на этот ремонт и потратит накопленные деньги на то, чтобыувезти меня к теплому морю в Италию. Предложение настолько заманчиво, что ядаже боюсь мечтать, как я буду лежать на пляже, подставляя руку теплымсолнечным лучам, и мы будем гулять, и я увижу живописные развалины, увитыедиким виноградом, и водопады, и старые римские колонны, потому что с самогодетства я никогда не верила, что Юбер Робер писал выдуманные пейзажи, инадеялась, что Италия такая и есть.