Какая? Первым, что пришло мне в голову было одно единственное — моя. И хрен Грачёв что получит.

Жадно я осмотрел её с головы до пальцев ног, поднялся к животу, к груди, по шее к лицу. В паху болело так, что казалось, ширинка вот-вот лопнет, в глотке пересохло.

Отблески огоньков ели мерцали на её коже, отсветом играли в каштановых волосах. Стремглав я оказался рядом.

Ещё мгновение, и она уже лежала на ковре, распластанная передо мной, а я, глядя на неё сверху вниз, понимал — как ни назови — фатум, судьба, рок — одна дьявольщина. Она обязана быть моей. Вчера, сегодня, завтра — всю жизнь только моей.

— Хочу тебя, — шепнула она, расстёгивая мои штаны.

Пальцы её скользнули в разворот ширинки, кольцом сомкнулись вокруг плоти. Томный выдох, сорвавшийся с её губ вместе со стоном, вызвал внутри меня новую вспышку. Сил терпеть не было, и я, пригвоздив её руку к паласу, склонился, шумно втягивая её запах, подобно псу, напавшему на след добычи. Второй рукой содрал с неё штаны.

— Ты тоже хочешь, — обвила мою шею рукой, и сама раздвинула ноги, прижимаясь ко мне. Знала, что хочу.

Конечно же, знала. Поцелуй походил на укус. Языки наши сталкивались, расходились и сталкивались снова, шумное дыхание смешалось.

Готовый растерзать, я ухватил её под коленкой и, отведя ногу, буквально врезался в неё.

— Демьян! — вскрикнула она, выгнувшись в спине.

Шея её оказалась под моим языком, губами. Ногти её впились в моё плечо, плоть была такой влажной, что я без труда вошёл до упора и, рыча, подался назад. Выпустил её ладонь и, уперевшись возле её головы, начал входить в неё со всего размаха, до звёзд перед глазами, до красной пелены, до дикого дурмана. Видел, как она мечется подо мной, как контрастом по ворсу кремового ковра рассыпаются её блестящие волосы, чувствовал, как она дышит и брал. Брал снова и снова, не останавливаясь ни на миг, только изредка ловил губами её громкие всхлипы.

— Да… — выгибаясь, постанывала она. — М-м-м… — кусала губы, цеплялась пальцами то за меня, то за ковёр, а мне было мало.

Меня выворачивало, член стоял колом, капли пота падали на её бархатное тело, а мне, чёрт подери, было мало! Я хотел вобрать её так, чтобы она растворилась во мне, чтобы всё постороннее стёрлось к чертям!

Красный огонёк гирлянды пятном бликовал на её плече рядом с другим красным пятном, оставленным мной. Сжав ногу сильнее, я отвёл её ещё дальше и врезался так, что у самого поплыло в мозгах.

— Что бы ни предложил тебе Грачёв, — просипел я, не останавливаясь. — У него ни хрена не получится.

Что она ответила, я не разобрал. Стон её смешался с грохотом моего собственного пульса в висках. Лицо её то приближалось, то отдалялось, мягкость тела была бесподобной.

Обхватив грудь, я сжал её, понимая, что больше не могу. Твёрдый сосок, её влажность, её рот…

— Да-ри-на… — ткнулся ей в шею, собирая испарину и вошёл жадно, глубоко. И снова так же.

Она пахла наслаждением, смешанным с запахом зимы и Нового года, исходящего от хвои, глаза её походили на тёмный янтарь. Сладкая…

Языком я прошёлся по её ключицам, слыша, как она рвано выдыхает моё имя, как в беспамятстве, словно охваченная лихорадкой, постанывает в такт моим толчкам.

— Я убью его, если… — просипел, но закончить так и не смог.

Схватив за волосы, Дарина притянула меня к себе и вскрикнула прямо мне в губы. По телу её прокатилась дрожь. Пальцы сжались сильнее, и я зашипел. До крови укусил её, поймал руку и прикусил большой палец. Толчок…

Перед глазами поплыло, огоньки слились в один, новая капля, скатившись по лбу, упала Дарине прямо на губы, и она, сжимающаяся вокруг меня, слизала её кончиком языка.

— М-м-м… — В последний раз изогнулась и повалилась на ковёр.

Я упёрся ладонями возле её головы. Смотрел на неё, не слыша ничего, кроме нашего дыхания и тяжёлого стука собственного сердца. В голове всё тот же чёрно-красный туман, а перед глазами её лицо. Густые ресницы, чёрные зрачки, приоткрытые губы…

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — тихо, сдавленно, проговорила она и выдохнула.

На шее её виднелись следы моих губ, кожа на груди была розовой от грубой щетины.

— На какой? — выдавил я в ответ. Насытившийся и всё равно голодный.

Заставил себя не смотреть. Встал, но тут же опять обернулся к ней.

— Какая я, Демьян? — она присела, подобрав под себя ноги. На бёдрах её виднелись следы спермы, влаги.

Какая? Распущенная, развратная, до безумия красивая и… Да хрен знает. Потому что ничего не изменилось — единственно важным оставалось всё то же — моя.

Я лишь невесело ухмыльнулся. Мысли возвращались на круги своя. Дарина, совершенно голая, сидела под елью в окружении ещё не до конца разобранных подарков, и зрелище это было столь откровенным, что не смотреть на неё я не мог.

— У меня для тебя кое-что есть, — не дождавшись ответа, она взяла из-под ели небольшой пакет. Я не помню, чтобы видел его раньше.

— Что ещё за подарок? — проследил за тем, как она встала.

Тряхнув головой, она подошла ко мне и протянула пакет. И опять этот дерзкий, полный вызова взгляд.

— Открой и узнаешь, — в последний раз посмотрев мне в глаза, она отвернулась, предоставив мне возможность лицезреть её со стороны — гибкую спину, бёдра, ягодицы со следами моих собственных пальцев.

Пакет… Я поймал себя на том, что на миг забыл о нём. Подарок, чёрт возьми! Только ленточку вокруг талии обвязать. Только вот обвязывать и снимать ленточки с этого подарка есть право только у меня. И так будет всегда.

Подойдя к ели, она встала ко мне в пол-оборота, и я всё-таки заставил себя открыть пакет. И тут же нахмурился.

— Что это? — перевёл взгляд на неё.

Она стояла, поглаживая нарисованную на шарике синицу и только когда я, подойдя, рывком развернул её к себе, посмотрела.

— Что это? — повторил я с нажимом.

Отвечать она не спешила. Утомлённая, стояла, глядя на меня уже без гнева, скорее со снисходительной небрежностью. Как будто ссора порядком наскучила ей, и всё, чего она желала — ленивой сытой кошкой растянуться на свежих простынях.

— Твоя крыса, — наконец отозвалась она всё с тем же скучающим видом и снова погладила синичку.

Я снова пробежался взглядом по белому прямоугольнику с выведенными на нём цифрами. Прямо над ними красовался серебристый бантик — один из тех, что были прикреплены к коробкам с бельём, которое я когда-то присылал ей.

Дарина так и стояла рядом, и близость её начисто отбивала моё умение быстро соображать.

— Крыса? — переспросил я, хмурясь.

Черт возьми! Я наконец понял, о чём она.

— Угу, — протянула Дарина, оставив шарик в покое. — Вернее, номер телефона твоей крысы.