капризную судьбу. Маркс и Энгельс в этом случае считали буржуазию еще революционной, в то время как она была уже реакционной.

Совершенно обратным образом действовали иногда истинные социалисты, и довольно понятно, что в тот момент, когда буржуазия стала опоясывать свои чресла, Маркс и Энгельс решили еще раз выступить против этого направления. С этой целью написан был ряд фельетонов Маркса в «Брюссельской немецкой газете» против «немецкого социализма в стихах и прозе», а также еще одна ненапечатанная статья; она написана была рукой Энгельса, но, быть может, составляла общую работу Энгельса и Маркса. В фельетонах, как и в статье, подводится литературно-эстетический счет истинного социализма. Это была самая слабая или, в другом смысле, самая сильная его сторона. Выступая против художественных прегрешений истинного социализма, Маркс и Энгельс не всегда достаточно справедливо оценивали права искусства. Так, в рукописной статье подвергнуто несправедливо резкой критике великолепное Çaira Фрейлиграта. Песни о бедняке Карла Бека Маркс тоже осудил слишком строго в «Брюссельской немецкой газете», усмотрев в них «мелкобуржуазные иллюзии». Но он зато верно предсказал печальную судьбу самонадеянного натурализма, выступившего пятьдесят лет спустя, когда писал в своем отзыве о Беке: «Бек воспевает трусливую мелкобуржуазную нужду, „бедняка“, pauvre honteux, с его жалкими, смиренными и непоследовательными желаниями, а не гордого, угрожающего и революционного пролетария». Наряду с Карлом Беком притянут был к ответу еще и несчастный Грин, который в одной давно с тех пор забытой книге изуродовал Гёте, разбирая его «с человеческой точки зрения», то есть соорудив из всех мелких, скучных и филистерских черт великого поэта «истинного человека».

Важнее всех этих перепалок была большая статья, в которой Маркс чинил суд над пошлым радикальным фразерством, нападая на него с такой же резкостью, как на показной социализм правительства. В полемике против Энгельса Карл Гейнце возлагал всю вину за несправедливость имущественных отношений на правительственную власть. Он называл трусом и глупцом всякого, кто нападал на буржуазию за ее стремление к наживе и не трогал короля за его стремление к власти. Гейнце был обыкновенный крикун, не заслуживающий особого внимания, но взгляды, представителем которых он являлся, приходились чрезвычайно по вкусу «просвещенным» филистерам. Монархия, по его словам, обязана была своим существованием только тому факту, что люди в течение веков лишены были здравого человеческого смысла и чувства собственного достоинства. Теперь же, когда они вновь обрели это драгоценное достояние, все социальные вопросы исчезают перед вопросом: монархия или республика. Это суждение такое же нелепое, как противоположный взгляд монархов, которые считают, что все революционные движения вызваны всегда лишь злой волей демагогов.

Маркс же выяснил, и прежде всего на примере немецкой истории, что история создает монархов, а не монархи историю. Он указал на экономические источники абсолютной монархии; она возникает в переходное время, когда падают старые феодальные сословия и вырастает средневековое бюргерство, образуя современный буржуазный класс. То, что в Германии этот класс развился позднее и дольше держится, вызвано изуродованным ходом развития немецкого бюргерства. Насильственно реакционная роль, столь излюбленная правителями, объясняется таким образом экономическими причинами. Абсолютная монархия покровительствовала торговле и промышленности и вместе с тем развитию буржуазии, видя в этом необходимые условия и национального могущества, и собственного блеска. Теперь же абсолютная монархия ставит всюду преграды торговле и промышленности, которые становятся все более опасным оружием в руках окрепшей и уже могущественной буржуазии. Из города, где родилось ее величие, она бросает пугливый и отупевший взор на деревню, где почва удобрена трупами ее старых исполинских противников.

Статья изобилует плодотворными мыслями, но «здравый человеческий разум» честного буржуя было не так легко победить. Ту же теорию власти, которую Маркс отстаивал за Энгельса против Гейнце, Энгельс вынужден был на целое поколение позже отстаивать за Маркса против Дюринга.

Союз коммунистов

В 1847 г. коммунистическая колония в Брюсселе сильно разрослась. Правда, в ней не было ни одного человека, который мог бы сравниться с Марксом или Энгельсом. Иногда казалось, что Мозес Гесс или Вильгельм Вольф — оба были сотрудники «Брюссельской немецкой газеты», — присоединится в качестве третьего к союзу Маркса и Энгельса. Но ни тот ни другой в конце концов не примкнул к ним. Гесс никак не мог освободиться от философской паутины, опутавшей его, и оскорбительная резкость суждения о его произведениях в Коммунистическом манифесте привела к полному разрыву Гесса с Марксом и Энгельсом.

Более поздней была дружба Маркса и Энгельса с Вильгельмом Вольфом, который приехал в Брюссель лишь в 1847 г.; дружба эта прочно держалась, пока ее не разбила преждевременная смерть Вольфа. Но Вольф не был самостоятельным мыслителем, а как писателя его отделяли от Маркса и Энгельса не только светлые стороны «популярной манеры». Вольф принадлежал к угнетаемому из рода в род крестьянству Силезии и с невыразимыми трудностями добрался до университета. Изучение на университетской скамье великих мыслителей и поэтов древности питало в нем пламенную ненависть к угнетателям его класса. Его несколько лет таскали по силезским крепостям как демагога, а потом он устроился частным учителем в Бреславле и вел неутомимую мелкую войну с бюрократией и цензурой, пока наконец возбужденные против него новые дела не побудили его уехать за границу, чтобы не закиснуть в прусских тюрьмах.

Вольф подружился с Лассалем в Бреславле, а потом сошелся с Марксом и Энгельсом, и все трое украсили его могилу неувядаемыми лаврами. Вольф принадлежал к тем благородным натурам, которые, по словам поэта, расплачиваются ценой самих себя; его непреклонно твердый характер, несокрушимая верность, его крайняя совестливость, полное бескорыстие, неизменная скромность делали его образцом революционного борца; эти качества Вольфа объясняют то высокое уважение, с каким, при всей любви или при всей ненависти, о нем всегда говорили его политические друзья, так же как и политические противники.

Несколько более поодаль стоял в кругу Маркса и Энгельса однофамилец Вильгельма Вольфа Фердинанд Вольф, а также Эрнст Дронке, автор превосходной книги о домартовском Берлине. В книге его усмотрели оскорбление величества, и он был приговорен к двум годам крепости. Он бежал из казематов Везеля и прибыл в Брюссель значительно позже всех других. К более тесному кругу принадлежал также Георг Веерт, которого Энгельс знал еще в то время, когда жил в Манчестере, а Веерт, тоже в качестве приказчика немецкой фирмы, в Брадфорте. Веерт был подлинный поэт и именно потому свободен был от всякого профессионального педантизма.

Он тоже умер молодым; ничья любящая рука не собрала еще его стихотворений, проникнутых подлинным духом борющегося пролетариата и небрежно разбросанных поэтом по разным изданиям.

К этим интеллигентам присоединились затем