Потные полуголые мужики зубилами пробивали дыры в огромном куске скалы. Через шаг, на всю длину камня, глубиной в ладонь. Каменных дел мастер, ромей, ходил рядом и лично заглядывал в каждую дыру.

— Вот эту на два пальца глубже пробей! — услышал Ступка команду.

— Клинья неси! — заорал ромей, и в отверстия в камне мужики начали сноровисто забивать колотые деревяшки. Били до самого конца, пока те не встали враспор.

— Воду лей! — скомандовал ромей. — Смотри, чтобы кипяток был, иначе заново бить будете, нехристи!

На огромный камень стали лить крутой кипяток, и вскоре скала с жутким треском лопнула, обнажив гладкий бок.

— Хорошо получилось, — удовлетворенно сказал мастер и заорал. — Чего вылупились? Это вам не голая баба! Обед не скоро, работаем дальше! Камень сам себя не расколет!

— Еще два десятка лиходеев прислали, — поморщился Ступка. — Тут этих клейменых рож скоро станет больше, чем вольных словен. А от большого боярина Горана эстафета пришла, что скоро мне еще сотню таких пригонят, а потом еще столько же.

— Половину молодых пришлю, — подумав, сказал Шеба. — Пусть учатся.

— Годится, — кивнул Ступка. — Ко мне заедем, надо договор оформить.

— Ты это о чем? — подозрительно засопел степняк. — У нас с тобой только что договор был. Ты мне платишь, я тебе каменоломни охраняю.

— Новый указ пришел, — горестно вздохнул Ступка. — Княжьи деньги только через письменный договор платить. У меня в конторе какой-то беглый кастрат из ромейских земель сидит и все пишет чего-то, все пишет… А ты говоришь, рупь пополам разломить! Да я рад бы, да боязно! Как бы самому за тот полтинник не пойти камень рубить.

— Что за контора, в которой ты сидишь? — подозрительно спросил Шеба. — И зачем ты там сидишь? Почему не сидишь там, где раньше сидел?

— Контора — это терем мой, — объяснил жупан ошарашенному степняку. — Если я в тереме дела веду, то он теперича конторой называется.

— А чем тебе слово терем не нравится? — удивленно раскрыл рот Шеба. — Это если я в юрте со своими воинами беседу веду, то это не юрта, а контора теперь?

— Выходит, контора, — пожал плечами Ступка. — Тут, Шеба, вот какое дело! Терем — его каждый дурак срубить может, а контора здесь только у меня. Уважения от людей куда больше теперь стало, потому как у меня своя контора есть! Понял?

— Великая богиня Умай! — растерянно сказал Шеба. — Дай нам по старине прожить свою жизнь, как наши предки жили. Голова у меня кругом идет. За один разговор два новых слова узнал. А еще договор какой-то, который писать надо! Что хоть в нем?

— Сколько я тебе плачу, — пояснил Ступка, — и что ты мне за это должен. Упустишь ты, к примеру, такого клейменого варнака, и тридцать рублей виры заплатишь.

— Что??? — взвился Шеба. — Десять золотых за эту падаль?

— Ну, не хочешь, как хочешь, — вздохнул Ступка. — Я тогда консуяров найму. Они точно согласятся, по пять-то рублей на нос.

— Эй! Эй! Эй! — примирительно поднял руки Шеба. — Не надо так горячиться! Я же твой друг, почти брат. Какие могут быть консуяры, когда такие серьезные разговоры идут! Мы с тобой все сейчас решим!

— Тогда поехали в контору, — оживился Ступка. — Дедов перстень с тобой? Ну, тогда все быстро сделаем.

Самослав смотрел на правый берег Дуная со стены нового острога, пахнувшего свежим деревом. Он бывал тут в прошлой жизни, и даже стоял прямо тут, в районе под названием Палилула, разглядывая панораму с Панчевского моста. Раньше на правом берегу он видел кварталы Старого города и Белградскую крепость, а теперь там стояли развалины римского города, в котором едва-едва теплилась жизнь. Стрелка Савы и Дуная была бы для города местом куда лучшим, но пока не время. Замок встанет прямо тут, и он будет охранять мост, который построят здесь когда-нибудь. А правый берег пока не нужен, пусть Дунай-батюшка хотя бы половину года защищает город от врага своими водами. А когда он замерзнет, защищать уже будет Мороз, который порой был весьма жесток к неразумным людям.

Левый, словенский берег был плотно усеян весями по пять-семь дворов, которые плавно переходили одна в другую, разделяясь покосами и полями. И сейчас, когда облетели листья, словенский народ сидел по домам, молясь всем богам сразу, чтобы зима пришла не слишком рано и ушла не слишком поздно. Ведь каждый денечек, что загостится забывчивая стужа, будет уносить в Ирий детей и стариков. На Дунае болталось множество лодок, что цедили сетями его воды, спешно добирая последние дары реки перед зимой. Рядом с весями стояли плетеные верши, и их рыбаки проверяли тоже, не брезгуя и карасями размером в ладонь. На приварок такой карась пойдет замечательно. Соли было в достатке, и вот уже пойманного осетра длиной в руку с радостными криками тащили на берег, где тут же и потрошили. Такая рыбина — день семье прожить, когда яма с житом покажет свое обмазанное глиной дно.

— Как тебе, государь? — услышал он негромкий голос Ступки, что почтительно стоял рядом. — Смотри, сколько труда здесь людского вложено. Сам удивляться не перестаю, хоть каждое бревно тут в лицо знаю.

— Молодец! — повернулся князь к бывшему старосте. — Наклони голову!

Ступка даже зажмурился, не веря своему счастью, но зря. Серебряная звезда висела на груди, тусклым светом возвещая о появлении еще одного боярина в словенской земле. Теперь и дети бывшего простого родовича знатными людьми будут, и правнуки. Даже колени задрожали у Ступки от таких мыслей.

— Одно тебе скажу, — государь посмотрел ему в глаза, словно пролезая в душу острым взглядом. — Не меняй большое на малое.

— Ты о чем это, княже? — непонимающе посмотрел на него Ступка. — Кто же большое на малое меняет? Это ж совсем дурнем надо быть.

— Ты удивишься, — хмыкнул князь. — Просто запомни мои слова и вспоминай почаще. Тогда все хорошо у тебя будет.

Он знает, с ужасом подумал Ступка. Он знает о том разговоре с Шебой. Так он, Ступка, и не взял себе ничего. Только слабость проявил. Колдун, как есть колдун! Верно люди говорят.

— Не поменяю никогда, государь, — сказал Ступка непослушными губами. — И детям своим закажу.

— Понял, значит, — усмехнулся князь. — Молодец! Жадность — причина бедности, жупан. Запомни и это. И детям своим закажи. Всадники не озоруют?

— Нет, государь, — покачал головой Ступка. — Шеба своих в кулаке держит, а прочие племена далеко от нас. Но мысли дурные бродят. У молодежи кровь кипит. Удаль свою показать хотят.

— Удаль, говоришь, — задумался князь. — Найдем им дело, раз в заднице свербит. Беглых много?

— Два десятка семей, — понурился жупан. — На ромейский берег утекли. Половину поймали, половина