– Да твою же…

Соус прожег в штанах Джона дыру. Тот на глазах у изумленной Честити с силой хлопнул себя между ног. Пузырек с Соусом выскользнул у него из руки и упал на кафель. Джон, держась за пах, скорчился в позе эмбриона. Через несколько секунд он затих.

Его накрыло Соусом.

Джон встал, задумчиво кивнул и сказал:

– Что ж, они найдут нас через тридцать семь минут и двадцать четыре секунды. Если только мы не примем меры. Да. Меры.

Затем он рванул к окну и выпрыгнул наружу прямо сквозь стекло.

Мы побежали за ним – подошли к разбитому окну и увидели, что Джон несется по парковке.

Эми его окрикнула.

– Пусть бежит, – сказал я.

Я прошел через комнату и опустился на колени рядом с пузырьком. Тонкая струйка Соуса текла по кафелю, медленно приближаясь ко мне. Нет… она ко мне ползла. Будто маленький, тонкий как нить червяк. Со знанием дела.

Крохотный черный червяк изогнулся, свернулся кольцом, словно нюхая воздух. А потом метнулся к моему лицу, прямо к левому глазу.

Затылок взорвался болью.

И мир исчез.

Комната вокруг растворилась. Под Соусом такое случалось. Я понял, что уже не стою коленями на полу завода по производству консервов, а бесцельно бреду по пустынной местности, на которую будто саранча недавно налетела: остались только пыль, голые деревья и низенькие стебли, обглоданные до корней. Вместо неба над головой застыли едкие, покрытые метастазами развалины.

Блуждая под ними, я наткнулся на нечто, напоминавшее плавающего червя. Он парил примерно в трех футах над землей: в основании лежала куча свернутых петель; они крепились к подрагивавшему шару размером с футбольный мяч, а тот – к сегментированной трубке, которая тянулась вверх и заканчивалась отверстием. Червь повернулся ко мне. Сверху у него был человеческий рот – тварь оказалась лишенным тела пищеварительным трактом, с пищеводом в начале и петлями тонкой кишки на конце. Внизу у него был анус, а спереди – шестидюймовый эрегированный член.

Рот открылся. Послышалась гортанная песня.

Вскоре я увидел еще одного – пищеварительный тракт с репродуктивной системой, свободно плавающий сам по себе, но на этот раз с женскими гениталиями. Он открыл рот и пронзительно запел, словно отвечая первому. Я попятился – но они гнались не за мной, а друг за другом. Два пульсирующих пучка потрохов сошлись, их губы встретились в поцелуе, пенис быстро поднялся, и влажный клубок переплетенных внутренностей, упав на землю, забился в экстазе.

Вскоре я встретил еще одну такую пару, и еще, и еще. Затем я поднялся на вершину холма: подо мной пульсировала и содрогалась впечатляющая своим размахом оргия кишечных монстров. Вокруг, то там, то тут, ползали, словно завязанные в узел, дождевые черви, их крошечные копии.

Потом я моргнул, и все исчезло. Если точнее, то исчез я.

Теперь я стоял в импровизированном классе, с маленькими партами и большой табличкой на стене, цитирующей доктора Сьюза («Ты – это ты, нет правей правоты. Никто из людей не тытее, чем ты»). В классе никого не было, если не считать суровой женщины, которая, стоя у доски, без устали кричала на эту пустую комнату.

Потом я моргнул и оказался в своей квартире, в ванной комнате. Была ночь, и я слышал слабый стук дождя. Вошла Эми: она заперла дверь, опустила крышку унитаза и села. Она молча смотрела вперед, прикрыв рот рукой. На ней была ее рабочая одежда: чистая белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, и темно-синие брюки. С потолка капало прямо ей на голову, но она, казалось, этого не замечала.

А потом она тихонько заплакала.

Я шагнул к ней, протягивая руку, но меня там, разумеется, не было и ничего подобного не происходило – по крайней мере сейчас. Скоро Эми встала, вытерла слезы и вышла из комнаты. Я вслед за ней попал в гостиную. Она накинула на руку свой красный плащ и направилась к выходу. Она перешла улицу, пробираясь под зонтиком сквозь дождь к круглосуточному магазину; я проводил ее – плывя следом, как кинокамера на операторской тележке. В дверях она снова вытерла глаза, потом вошла и купила последний черничный маффин из маленькой коробки на прилавке. Я опять моргнул, и…

Вновь чувствовал тяжесть тела. Я лежал на каталке в грязной комнате, похожей на палату в заброшенной больнице. Пошевелиться не мог, хотя меня вроде ничего не удерживало.

Я вытянул шею, пытаясь понять, где нахожусь. К лицу полз по футболке огромный таракан. Или, во всяком случае, кто-то очень на таракана похожий: длиной в добрых два дюйма и с крошечными клешнями, как у краба. Я попытался встряхнуться, чтобы его сбросить, но не смог даже пошевелиться.

– Проснулся, – услышал я – и увидел Нимфа, шагнувшего ко мне из тени. Все та же подтянутая и состоятельная моя копия, хоть и сменившая костюм на мою одежду (грязные джинсы и старую футболку с Дэном Марино в оранжевом и синем цветах и круговой надписью «ЧИКАГО БЕАРЗ, ЧЕМПИОНЫ СУПЕРКУБКА 1984»). Он словно смеялся надо мной.

– Это правда ты? – спросил я. – Или просто очередной глюк?

Он не ответил. Только улыбнулся.

– Потому что, если это ты, у меня к тебе куча вопросов. Но я не стану распинаться перед какой-то символической херовиной, призванной меня чему-то о себе научить.

– Ответь мне, – сказал Нимф, – если я попрошу съесть насекомое у тебя на рубашке, ты согласишься?

Я промолчал. Какой смысл отвечать?

– А что, если я уйду и вернусь через неделю? – продолжил он. – Достаточно ли ты оголодаешь, чтобы его съесть?

Жук карабкался по складке рубашки чуть выше сосков. Глаза у него были желтые. Он моргнул.

– Ответ – сорок шесть, – сказал Нимф, прежде чем я успел открыть рот. – Столько пройдет часов, прежде чем ты согласишься съесть живое насекомое. При любых вводных потребуется меньше двух суток, чтобы заставить тебя променять достоинство на желание.

Затем он указал на угол и спросил:

– А как насчет того детского трупа? – Там действительно неподвижно лежал в позе эмбриона маленький мальчик. Темнокожий – может быть, латиноамериканец. – Как скоро ты съешь его? Я знаю ответ, но мне любопытно посмотреть, как высоко ты сам оцениваешь свои возможности. Еще я знаю, сколько времени тебе бы понадобилось, будь этот мальчик жив.

– Что за монстр в старой угольной шахте, которого ты Повелителем зовешь? Чего он хочет?

Нимф склонил голову набок. «Ты что, серьезно?» – читалось по его лицу.

Но я попытался еще раз – почему бы и нет?

– Почему он промывает людям мозги на тему подставных детей? Какой в этом смысл? Это игра такая? Что, заскучал твой Повелитель?

Нимф сделал несколько шагов ко мне и остановился рядом с прикрепленным к каталке ржавым металлическим подносом.

– Смотри.