К вечеру начинается дождь. Зено собирает последнюю вязанку хвороста и кое-как доносит ее до кухни. Потом падает на соломенный тюфяк и лежит свернувшись в мокрой одежде, покуда снаружи умирает последний дневной свет.

Люди один за другим возвращаются в барак. По крыше барабанит дождь. Соседний тюфяк по-прежнему пуст. Неужели Рекс и правда сейчас за кухней? Бледный, решительный, веснушчатый Рекс втискивает свое истощенное тело в ржавую бочку из-под масла?

Барак наполняется тьмой. Зено приказывает себе встать. С минуты на минуту Бристоль и Фортир начнут загружать бочки. Грузовик уедет. Охранники придут и пересчитают заключенных, а Зено навсегда упустит свой шанс. Мозг шлет указания ногам, однако ноги не слушаются. Или, может, это ноги шлют мозгу сообщение по цепочке командования – заставь нас двинуться, – а мозг не отвечает.

Последние военнопленные заходят в барак и падают на тюфяки. Кто-то перешептывается, кто-то стонет, кто-то кашляет. Зено мысленно видит, как встает и выскальзывает наружу. Время пришло, а может, уже и ушло. Писфетер ждет в бочке, но где Эвельпид?

Это что, рычание заводящегося мотора?

Он убеждает себя, что Рекс не пойдет до конца, что он поймет: план безумный, даже самоубийственный, однако Бристоль и Фортир возвращаются, а Рекса с ними нет. Зено разглядывает их силуэты, силясь прочесть подсказку, но ничего угадать не может. Дождь припускает сильнее, с крыши течет, и Зено слышит, как соседи ногтями щелкают вшей. Он видит фарфоровых детей миссис Бойдстен, их немигающие синие глаза, их обвиняющие алые губы. Овцетрах. Пендос. Гомик. Зеро.

Около полуночи охранники поднимают всех и светят карманными фонариками им в глаза. Угрожают допросами, пытками, смертью, но без особого рвения. Рекс не появляется ни утром, ни днем, ни следующим утром. За несколько дней Зено вызывают на допрос пять раз. Ты его друг, вы всегда вместе, нам сказали, вы вечно царапали на земле кодовые слова. Однако охранники почти скучают, как будто участвуют в спектакле, на который не пришли зрители. Зено ожидает услышать, что Рекса схватили в нескольких милях отсюда или перевели в другой лагерь. Ждет, что знакомая ладная фигура покажется из-за угла, поправит очки и улыбнется.

Другие пленные молчат, во всяком случае в присутствии Зено. Как будто Рекса никогда и не было. Может, они знают, что Рекса нет в живых, и не хотят Зено огорчать. А может, думают, что Рекс сотрудничает с пропагандистами и подставляет их. А может, они так измучены и голодны, что им все равно.

Со временем китайцы перестают задавать вопросы. Зено не знает, как это понимать. То ли Рекс сбежал – и им стыдно, то ли Рекса расстреляли и закопали, так что спрашивать больше не о чем.

Блюитт садится рядом с ним во дворе:

– Выше нос, малыш. Каждый час, что мы еще живы, – это хороший час.

Однако по большей части Зено не чувствует себя живым. Бледные веснушчатые руки Рекса. Сложное подрагивание жилок на тыльной стороне его ладони, когда он писал слова. Зено воображает, как Рекс благополучно добирается до Англии, в пяти тысячах миль отсюда, принимает ванну, бреется, надевает штатское, сует книги под мышку, идет в гимназию, сложенную из красного кирпича и заплетенную плющом.

Тоска так сильна, что отсутствие Рекса становится присутствием, скальпелем, забытым в кишках. Рассвет поблескивает на воде Ялуцзян и вползает на холмы, шипы на кустах как будто вспыхивают огнем, люди рядом перешептываются: «Наши в десяти милях отсюда, в шести милях, сразу за холмом. Они будут здесь к утру».

Если Рекса убили, умер ли он в одиночестве? Шептал ли он имя Зено в ночи, в кузове грохочущего по дороге грузовика, думая, что Зено в соседней бочке? Или с самого начала знал, что Зено струсит?

В июне, через три недели после исчезновения Рекса, охранники выводят Зено, Блюитта и еще восемнадцать младших военнопленных во двор. Переводчик сообщает, что их освобождают. На блокпосту двое военных полицейских с лоснящимися щеками проверяют фамилию Зено по списку; один вручает ему прямоугольник оберточной бумаги с надписью «НАШ КИТАЕЗА». «Скорая помощь» перевозит их через демаркационную линию. На другой стороне освобожденных сразу загоняют в палатку санобработки, и сержант с ног до головы обрызгивает Зено ДДТ.

Красный Крест вручает ему безопасную бритву, тюбик крема для бритья, стакан молока и гамбургер. Булка невероятно белая. Мясо блестит так, что кажется ненастоящим. Пахнет как настоящее, но Зено уверен, что это обман.

Он возвращается в Штаты на том же корабле, который доставил его в Корею два с половиной года назад. Ему девятнадцать, он весит пятьдесят килограммов. Все одиннадцать дней на борту его допрашивают.

«Приведите шесть примеров того, как вы пытались саботировать действия китайцев»; «С кем обходились лучше, чем с другими?»; «Почему такой-то и такой-то получали сигареты?»; «Чувствовали ли вы склонность к коммунистической идеологии?».

По слухам, черным солдатам приходится еще хуже.

В какой-то момент военный психолог протягивает ему раскрытый журнал «Лайф». На картинке женщина в трусах и лифчике.

– Как вы себя чувствуете, когда на это смотрите?

– Нормально. – Зено протягивает журнал обратно. На него накатывает усталость.

У всех проводящих допросы офицеров он спрашивает про британского ефрейтора Рекса Браунинга, которого последний раз видели в Лагере номер пять в мае, но они говорят, мы не британская военная пехота, мы американская армия, нам бы за своими уследить. В Нью-Йоркском порту нет ни духового оркестра, ни иллюминации, ни плачущих родных. В автобусе на выезде из Буффало на Зено накатывают рыдания. Проносятся освещенные города, разделенные участками темноты. Один за другим мелькают шесть залитых прожекторами рекламных щитов:

Сеймур

У мистера Бейтса, учителя шестых классов, крашеные усы, взрывной темперамент и нулевой интерес к ученикам, которые сидят на уроке в стрелковых наушниках. Каждое утро в начале дня он включает свой проектор «Вьюсоник» («дорогущая штука, вам, дети, лучше ее не трогать») и показывает на маркерной доске видео последних новостей. Ученики сидят, встрепанные и зевающие, а перед ними оползень накрывает кашмирскую деревню.

Каждый день Патти Госс-Симпсон приносит в ланчбоксе четыре замороженные рыбные палочки, и каждый день в 11:52, поскольку в столовой ремонт, Патти ставит свои ужасные палочки в ужасную микроволновку за последними рядами в классе мистера Бейтса и нажимает ужасную пикающую кнопку. От запаха у Сеймура такое чувство, будто его окунули лицом в болото.