– Но… – замялся Уоллес, – если она говорит людям, что они желают слышать, то какой от этого вред?

Глаза Мэй гневно сверкнули:

– А такой, что она врет. Даже если им от этого становится лучше, ложь все равно остается ложью. Она не имеет представления, чем мы занимаемся и какие это имеет последствия. Ты бы хотел, чтобы тебе врали?

– Нет, не хотел бы. Но на дело можно взглянуть и с другой стороны: если людям хочется платить за утешение, то ведь это их дело, верно?

– Она берет за это деньги?

Мэй кивнула. Хьюго обнял ее за плечи, но она стряхнула его руку.

– После того, что она сделала с Нэнси, я думала, вы поймете, что она такое. Но вот, пожалуйста.

Хьюго сник:

– Я… – Он провел ладонью по лицу: – Это был ее выбор, Мэй.

– А что она сделала с Нэнси? – спросил Уоллес.

Наступила оглушительная тишина, все смотрели на Уоллеса, а он гадал, в какое дерьмо вляпался на этот раз.

– Она нашла Нэнси, – наконец сказала Мэй. – Или Нэнси нашла ее. Не знаю, как все было, но это неважно. Важно, что Дездемона вбила в голову Нэнси всю эту чушь о духах и о своей способности общаться с ними. Она дала Нэнси ложную надежду, и это была самая жестокая вещь из всего, что можно было сделать. Нэнси поверила, что Дездемона способна помочь. И когда она появилась здесь, то казалась более живой, чем когда-либо. Ничего не вышло. Нэнси была безутешна, но Дездемона все равно взяла с нее деньги. – Под конец этой тирады щеки Мэй пошли пятнами, ее губы были в слюне.

Не успел Уоллес спросить, что же такое случилось с Нэнси, раз ей пришла в голову мысль заиметь дело с кем-то вроде Дездемоны, как Хьюго произнес:

– Это не… Я не пытаюсь… Послушай, Мэй, я тебя понимаю. Но это был выбор Нэнси. Она хватается за все, что угодно, лишь бы…

И именно тогда Уоллес Прайс принял решение. Он сказал себе, что просто не может вынести выражения лица Мэй и его решение, конечно же, никак не связано с тем, что Дездемона флиртует с Хьюго.

Пришло время брать все в свои руки.

Он развернулся и пошел к двери, не обращая внимания на оклики.

Дездемона Трипплторн сидела за столиком. Коротышка и Доходяга стояли рядом. Чемоданчик был открыт. На столе горели свечи. Запах стоял сильный и отвратительный, словно кто-то съел корзину яблок, а затем его вырвало, и он посыпал блевотину корицей. Большинство посетителей испарились, хотя кое-кто продолжал с опаской смотреть на Дездемону.

Говорящая доска была водружена на столик, покрытый черной скатертью. Театральность всего этого заставила Уоллеса скривиться. На доске лежала деревянная планшетка, но Дездемона не касалась ее. Рядом с доской поверх стопки бумаги Уоллес увидел гусиное перо.

Дездемона восседала на стуле, как истукан, и смотрела в камеру на штативе, установленную около столика. На камере мигал красный огонек. Коротышка снял с плеч Дездемоны шаль и аккуратно сложил ее. Доходяга достал из чемоданчика склянку и стеклянную пипетку. Он опустил пипетку в склянку и, сжав ее кончик, набрал немного жидкости. Потом капнул по две капли на тыльные стороны ладоней Дездемоны и втер их в кожу. Запахло лавандой.

– Да, – выдохнула Дездемона, когда процедура была закончена. – Я чувствую. Здесь кто-то есть. Присутствие. Дай мне детектор. Живо. – Она улыбнулась в камеру. – Мои подписчики знают, что доска – мой любимый способ общения с духами, но мне хочется попробовать и что-то новенькое, если они позволят. – Она провела пальцем по перу. – Автоматическое письмо. Если духи того желают, я даю им безоговорочное позволение на контроль над моими руками, чтобы я смогла записать угодное им послание. Разве это не волнующе?

Коротышка вынул из чемоданчика некий прибор, не похожий на что-либо, виденное Уоллесом прежде. Размером и формой он походил на пульт от телевизора, но на этом сходство с ним заканчивалось. Из верхней части прибора торчали жесткие провода, к каждому из которых была подключена лампочка. Коротышка нажал на кнопку на боку прибора, и тот ожил, вспыхнули зеленые лампочки. Прибор издал смесь тонкого писка и шипения. Коротышка вытаращился на него. И постучал им по ладони. Писк прекратился, огоньки погасли.

– Странно, – пробормотал он. – Он никогда такого не вытворял.

– Ты разрушаешь атмосферу, – прошипела Дездемона краем рта, не отрывая при этом взгляда от камеры. – Ты зарядил эту чертову штуковину?

Коротышка вытер пот со лба.

– Я совершенно уверен в этом. Батарейка полностью заряжена. Он поводил прибором взад-вперед. Когда в нескольких дюймах от него оказался Уоллес, прибор неуверенно вспыхнул.

– Что ты собираешься сделать? – прошептал рядом с ним чей-то голос. – Что бы ты ни затеял, я с тобой, особенно если нас ждут неприятности.

Уоллес оглянулся и увидел Нельсона, на лице которого играла коварная улыбка. Уоллес не смог не улыбнуться в ответ.

– Хочу испортить ей всю малину.

– Оо! Одобряю.

Доходяга нахмурился:

– Ты слышала?

– Только звук твоего голоса, который я презираю, – проговорила Дездемона. Она пристально смотрела на остававшихся в лавке посетителей, пока они тоже не встали и не ушли. – Поменьше болтай и получше сосредоточься.

Доходяга захлопнул рот, а Коротышка встал на стул и поднес прибор к потолку.

– Духи! – визгливо сказала Дездемона. – Приказываю вам поговорить со мной! Я знаю, вы здесь. – Она положила руки на планшетку. – С помощью этой доски мы сможем общаться друг с другом. Вы поняли меня? Вам нечего бояться. Я всего лишь хочу поговорить с вами. Если вы предпочитаете перо и бумагу, дайте мне знать. Войдите в меня. Позвольте мне стать вашим голосом.

Ничего не произошло.

Дездемона нахмурилась:

– Можете не торопиться.

Ничего.

– Все то время, что вы… хватит нависать надо мной! Ты все портишь!

Доходяга быстро выпрямился и отошел от столика.

– Странно как-то, – пробормотал Коротышка, встав у камина. Прибор снова пискнул, когда он проводил им над креслом Нельсона. – Будто здесь кто-то есть. Или был. Или будет. Или вообще никого не было.

– Конечно был, – сказала Дездемона. – Если ты изучил папку, которую я тебе дала, то должен знать, что дед Хьюго жил здесь перед смертью. И, скорее всего, сегодня я ощущаю присутствие именно его духа. А может, этот дом принадлежал некогда серийному убийце, и его жертвы, искалеченные и убитые, взывают к нам. – Она посмотрела в камеру, поведя плечами, ее грудь вздымалась и опускалась. Уоллес не понимал, почему не заметил прежде, какого дикого красного оттенка ее губная помада. – Как и в Херринг-хаусе в прошлом году. Ох уж эти бедные, бедные души.

– Хм, – изрек Нельсон. –