Она потянулась к нему.

– Нет, – предостерег он. – Не трогай меня…

Он впился пальцами в землю и стал сыпать искрами, которые тут же затухали на ледяной земле. Из его рта вырвался жуткий сипящий звук.

Не обращая внимания на его слова, Нари подобралась ближе, не зная, чем ему помочь. Его лихорадило.

– Дай мне тебя вылечить.

Он оттолкнул ее руку.

– Нет. Ифриты…

– Нет здесь никаких ифритов!

Пепел градом сыпался с его лица. Она не успела даже дотронуться до него, когда он снова закричал.

Все его тело на мгновение как будто превратилось в дым. Зрачки потускнели, а его руки у нее на глазах сделались прозрачными. И хотя Нари ничего не понимала в том, как функционируют организмы дэвов, по его панике она догадалась, что это была не самая обычная реакция.

– Создатель, нет, – прошептал он, в ужасе уставившись на свои ладони. – Не сейчас… – он поднял глаза на Нари со смесью страха и грусти во взгляде. – Ах, маленькая воровка, мне так жаль…

Едва он успел извиниться, как по его телу прошла рябь испарины, и он упал без чувств.

– Дара!

Нари склонилась над ним и, повинуясь своему врачебному инстинкту, осмотрела дэва.

Сплошная кровь, липкая и черная – Нари даже не понимала, его это кровь или кровь Рух.

– Дара, поговори со мной, – взмолилась она. – Скажи, что мне делать!

Она попробовала распахнуть его кафтан, найти и залечить его раны…

Края кафтана рассыпались в прах. Нари ахнула, не в силах унять панику, когда кожа дэва окрасилась тем же серым оттенком. Он что, так и рассыплется пеплом у нее в руках?

Его кожа на секунду затвердела, а тело словно потеряло вес. Веки дрогнули и сомкнулись, и Нари похолодела.

– Нет, – сказала она, смахивая пепел с его закрытых глаз.

Не так, не сейчас, ведь мы столько прошли вместе. Она стала лихорадочно вспоминать его рассказы о методах лечения Нахид, пытаясь нащупать что-нибудь полезное.

Нари помнила, что они умели устранять последствия отравлений и проклятий. Но Дара не объяснил, как они это делали. Готовили противоядия и накладывали ответные чары? Или им хватало простого прикосновения?

У нее в распоряжении не было ничего, кроме прикосновения. Нари распахнула на нем рубаху и прижала дрожащие ладони к его груди. Его кожа стала такой холодной, что у нее онемели пальцы. Намерение. Дара неоднократно твердил ей об этом. Намерение в магии – самое важное.

Она закрыла глаза и всем своим существом сосредоточилась на Даре.

Ничего. Ни сердцебиения, ни дыхания. Она нахмурилась, пытаясь уловить недуг и представить Дару здоровым и энергичным. Ее пальцы закоченели, но она крепче прижалась к его груди. Он вздрогнул в ответ.

Что-то влажное защекотало ей запястья, стремительно сгущаясь, как пар, валящий от кипящего котла. Нари не шевелилась, крепко держа в голове образ здорового Дары с озорной улыбкой на губах. Его кожа стала чуть теплее. «Только бы это сработало, – взмолилась она. – Пожалуйста, Дара. Не бросай меня».

Острая боль в затылке стала расползаться по голове. Нари это проигнорировала. Теплая кровь закапала у нее из носа, закружилась голова. Пар повалил с удвоенной силой. Она чувствовала, как твердеет его кожа под кончиками ее пальцев.

И тогда у нее перед глазами всплыло первое воспоминание. Зеленая долина, цветущая и совершенно ей незнакомая, разрезанная надвое ярко-синей речкой. Маленькая девочка с аспидно-черными глазами протягивает криво смастеренный деревянный лук.

– Гляди, Дара!

– Шедевр! – восхищаюсь я, и она улыбается до ушей. Моя младшая сестренка, воин с рождения. Создатель, дай сил ее будущему мужу…

Нари помотала головой, стряхивая с себя воспоминание. Нельзя было терять фокуса. Кожа Дары под ее ладонями наконец начала горячеть, а мускулы постепенно твердели.

Ослепительный дворец. Стены украшены драгоценными камнями и металлами. Я вдыхаю запах сандала и кланяюсь.

– Ты доволен, мой повелитель? – спрашиваю я с раболепной улыбкой на устах. По щелчку пальцев в моей руке появляется серебряная чаша. – Как ты просил: напиток, который подавали величайшим древним.

Я протягиваю довольному дураку чашу и жду, пока он умрет: чаша полна ядовитого болиголова[25]. Может, мой следующий господин будет не так опрометчив в формулировке своих желаний.

Нари отогнала от себя жуткую картину. Она наклонилась к нему ближе и сосредоточилась. Еще чуть-чуть…

Поздно. Темнота снова затянула все за закрытыми веками, пока ее не сменили руины города в скалистых горах. Долька луны лила бледный свет на разрушенное каменное сооружение.

Я вырываюсь из рук ифритов, упираясь ногами в землю, когда меня волокут к яме, оставшейся от разрушенного колодца. Темная вода блестит, лишь намекая на его глубину.

– Нет! – кричу я, в кои веки позабыв гордость. – Пожалуйста! Не делайте этого!

Оба ифрита смеются.

– Как же так, генерал Афшин? – Женщина издевательски отдает мне честь. – Разве ты не хочешь жить вечно?

Я пытаюсь сопротивляться, но их проклятие ослабило меня. Они связывают мне руки простой веревкой (даже не железом!) и обвязывают ее конец вокруг увесистого булыжника, взятого из груды камней у колодца.

– Нет! – молю я, когда меня тащат к обрыву. – Только не сейчас! Вы не понима…

Булыжник бьет меня в живот. Черные улыбки ифритов – последнее, что я вижу перед тем, как темная вода смыкается над моей головой.

Камень тянет ко дну колодца, увлекая меня за собой головой вниз. В панике я выгибаю руки, царапаюсь, раздирая себе кожу. Нет, нельзя умирать, пока проклятие еще не снято!

Камень глухо сталкивается с дном, веревка под моим телом натягивается. Мои легкие пылают огнем. Темная вода, сдавившая со всех сторон, внушает ужас. Я ползу по веревке и хочу нащупать узел, крепящий ее к камню. Я лишен магии. Проклятие ифритов гуляет по крови и ждет моего последнего вздоха, чтобы забрать меня с потрохами.

Я стану рабом. Я повторяю себе это снова и снова, шаря в поисках узла. Когда я в следующий раз открою глаза, я увижу перед собой человека, своего господина, и стану безропотным слугой его желаний. Ужас сковывает меня. Нет, Создатель, нет. Только не это.

Узел не поддается. Легкие отказывают. Голова идет кругом. Один вздох. Чего бы я ни отдал за один только вздох…

Послышался зов из другого мира, далекого мира с заснеженными равнинами. Голос называл чужое имя, которое ни о чем ей не говорило.