чудовище ее отец. И виновата Жена Хозяина, потому что ушла.

– А теперь мисс Лоусон тебя покусала, – сказала она так, словно не имеет к этому никакого отношения.

– Это из-за вас мисс Лоусон меня укусила, вы украли ее антипсихотическое лекарство, которое вам даже не нужно, идиотка вы эдакая! – заорала я.

– Мне оно нужно, – возразила Матрона. – Мне оно нужно даже больше, чем Лоусон.

– Вовсе нет. – Я все знала про наркотические препараты, моя мать сидела на них годами, и я видела, что ей отлично помогали парацетамол, собачий аспирин, ментоловые пастилки и детские витамины, да все что угодно – все, чтобы продлить ощущение, что ты больна, лишь бы не очутиться лицом к лицу с реальным миром.

– Прошу, не доноси на меня! – И Матрона принялась рвать на себе волосы.

Сейчас, когда она перекрасила волосы в светло-соломенный, это выглядело не слишком убедительно, и я вспомнила эффект предыдущего оттенка «вороново крыло», почти черного с кроваво-красным отливом, благодаря которому Матрона выглядела дурным человеком – с подходящими волосами и неожиданной курносостью.

– Я собираюсь сообщить о вас, – сказала я.

– Я скоро уйду.

– Я собираюсь сообщить о вас сегодня.

– Мир так изменился, Лиззи. Все эти правила. Совсем не так, как в мое время.

– Какое это имеет отношение к воровству лекарств у пациентов? – удивилась я.

– Я не могу добыть их, потому что она пришла и заперла все.

– Но это нормальное правило.

– И она обманщица похлеще, чем я. Хозяин не помнит, чтобы нанимал ее, – она просто явилась, и все, потаскуха, – продолжала Матрона. – Ее навел какой-нибудь шаромыжник-угольщик или где-то в пабе подслушала.

– Речь не о сестре Салим, речь идет о вас.

К моему изумлению, Матрона спросила, не схожу ли я к доктору и не прикинусь ли, что у меня хроническая боль в спине или бессонница, и не передам ли ей потом то, что доктор пропишет.

– Просто пожалуйся, что у тебя постоянная усталость, но как только ложишься в кровать, не можешь уснуть, и голова гудит, но стоит задремать, почти сразу просыпаешься, так бешено сердце колотится в груди.

– НЕТ! – возмутилась я.

– Ну тогда у меня нет другого выхода, кроме как воровать таблетки.

– Но они необходимы пациентам. Это их лекарства.

– Мне они нужнее, – возразила Матрона. – Мне еще и работать приходится. Я не могу посиживать у окошка, читая книжку с крупным шрифтом или подремывая посреди бела дня.

– Зарегистрируйтесь у доктора Гарли во Флэтстоуне.

– Не могу. Я живу под другим именем, потому что сбежала сюда вместе с преступником.

– Каким еще преступником?

– С моей матерью – она задушила моего отца пуховой подушкой.

– Он был болен?

– Нет. Он был чудовищем.

– Как же у нее хватило сил задушить здорового взрослого мужчину? – удивилась я.

– Это легче, чем ты думаешь, если пух гусиный.

– Ну и что, это же ваша мать, а не вы, – продолжала настаивать я. – Идите и зарегистрируйтесь под своим настоящим именем.

Дальнейшие отговорки были просто смехотворны. Она начала плести всякие небылицы, как ей всучили шоколадное пирожное вместо выигранного кофейного в кафе самообслуживания и как потом, в приступе разочарования, она задушила монашку.

– Я задушила монашку.

– Я не собираюсь покрывать вас.

Мне плевать на задушенного папочку и задушенную монашку, сказала я, но если я еще раз увижу, как она ворует лекарство у пациентов, я сообщу сестре Салим. А она только шмыгнула носом. Якобы ей безразлично. Или просто не поверила, что я это сделаю.

– Да и пожалуйста. Я надеюсь уехать отсюда с мистером Годриком.

– С мистером Годриком? – изумилась я. – Да он даже еще не приехал.

– Я надеюсь стать его пожизненной компаньонкой, – заявила бедная запутавшаяся старуха.

Я не поверила ни одному слову из истории про пирожное и монашку – в основном потому, что тогда уже не было никаких кафе самообслуживания. Но поверила, что она напугана, и мне было ее жалко. Я допила чай, слушая ее рассуждения про мистера Годрика, и думала, вот бы он побыстрее явился, подлечился и уехал – вместе с Матроной.

А потом тут же вспомнила, что должна сообщить леди Бриггс о предстоящем переезде.

21

Попурри из Пёрселла

Мне позвонила моя сестра. Обычно она никогда не звонила – из-за замка на нашем домашнем телефоне, а еще она ненавидела телефонные кабинки из-за запаха застарелой мочи.

Я поняла, что, должно быть, случилось нечто ужасное, потому что она прошептала в трубку:

– Лиззи, как твои дела?

И я спросила:

– Почему ты звонишь?

Она принялась говорить, всхлипывая, и на один жуткий миг я подумала, что Сью умерла. Но оказалось, что умер Марк Болан[40], а не Сью, – конечно, это ужасно, но значительно менее печально (для меня), чем если бы умерла Сью.

Марк Болан был очень популярен в «Райском уголке». Не среди пациентов, разумеется, – не думаю, что они вообще о нем слышали, – зато среди персонала он точно был персоной номер один, в смысле поп-музыки. Он продолжал оставаться звездой, когда они переросли Дэвида Кэссиди и «Осмондс»[41]. А еще он запросто заходил в лондонский МI [42], хотя знаменитость, да еще такой сексуальный, и, может, даже немножко под кайфом, и он вовсе не какой-то там недоступный американец из Калифорнии, женатый на Церкви [43].

Когда стали известны все подробности – Марк погиб в автокатастрофе, автомобиль, которым управляла его подружка Глория Джонс, врезался в дерево, – мне стало жалко Глорию Джонс. Люди во всем обвиняли ее, у них всегда виноват водитель, особенно если водителю удалось выжить. Я по горькому опыту знала, каково Глории. Ты опустошен и винишь себя – или, возможно, не винишь. В моей версии событий Марк Болан буянил на пассажирском сиденье, в шутку хватал руль – неуправляемый и возбужденный, он же поп-звезда и все такое. Мы, конечно, не знаем, как оно было на самом деле, но можно предполагать.

Но Глория Джонс ничего такого не рассказала. Марк погиб, и она знала, что страна будет скорбеть, – не могла же она обвинять его в том, что авария произошла из-за его дурацкого поведения. Это то же самое, как в случае со смертью мисс Миллз. Я же не могла обвинить ее, не могла сказать: «Она орала, истерила и нервировала остальных женщин в палате» или «Я усадила ее на самый край кровати, но она не смогла подвинуться дальше и упала». Я приняла на себя все сто процентов вины.

Короче, Марк Болан умер, и это было неожиданно. Я могла сравнить с тем днем,