– Успокойтесь, Ева, и расскажите все толком. Что вампредъявили? Предумышленное убийство?

– Двойное!

– Что-о-о?

– Они думают, что я и портниху убила! Я была у неедома…

– Когда?

– Сегодня…

– Когда вы все успели?

– Поехала сразу после того, как мы с вами… – Оназапнулась.

– Я понял, дальше!

– Вошла в квартиру, увидела ее мертвую, но не сталавызывать милицию – убежала… – Теперь стало совершенно ясно, что онаплачет. – Но там мои отпечатки! Я трогала кое-что, а протереть недогадалась…

Петр не понял, об убийстве какого человека идет речь, ноуточнять это сейчас не было смысла, поэтому он крикнул:

– Еду! – И, бросив трубку на рычаг, бегомнаправился в кабинет, чтобы одеться.

Было начало одиннадцатого, когда Петр вернулся. Аня,заслышав звук открывающегося замка, выскочила в прихожую, чтобы встретить мужа.Вместе с ней к двери подлетел Данилка, а вот кошки остались с дремавшим вгостиной Сергеем – Юнона лежала на его животе, а Авось под мышкой, и обамурлыкали так, что их слышал даже уединившийся в своей спальне Марк.

Едва Петр показался на пороге квартиры, как Аня с Данилкойкинулись к нему целоваться. Первым успел дотянуться до любимого лица пес.Облизав Петра и радостно облаяв, Даня унесся в кухню, понимая, что сейчас будуткормить хозяина, а значит, и ему перепадет. Когда лохматая собачья попа исчезлаиз виду, к мужу подошла Аня, но ей Петр позволил лишь мазнуть себя губами пощеке, после чего отстранился со словами:

– Мне срочно нужно сполоснуться. Я грязный и потный, отменя воняет.

– Ты что, вагоны разгружал? – протянула Аняудивленно и немного обиженно.

– Нет, торчал в следственном изоляторе. – Онотодвинул ее с дороги и заторопился в ванную, срывая с себя пиджак игалстук. – Сделай мне, пожалуйста, омлет, я ужасно голоден, – крикнулПетр, закрывая за собой дверь.

Ане ничего не осталось, как пойти в кухню.

Омлет она приготовила быстро. А так как Петр к тому времениеще не вышел из душа, сварганила и салатик. Накрыв на стол, она присела надиванчик и стала ждать мужа.

Он явился в кухню спустя четверть часа. Влажный, румяный, внабедренной повязке из махрового полотенца. В руках Петр держал рубашку,которую швырнул на стиральную машинку сразу, как вошел.

– Ужин готов, – сказала Аня, вставая, чтобы податьзабытый в холодильнике сок.

– Будешь со мной? – спросил Петр,усаживаясь. – А то я один столько не съем.

– Ты говорил, что ужасно голоден…

– Ну не настолько же, чтобы слопать сразу пять яиц итаз салата! – Он закинул в рот большущий кусок омлета, такой же сунул впасть Данилки.

– Вы и без меня справитесь, – усмехнулась Аня,ставая перед мужем графин с персиковым соком.

Когда она склонилась к нему, ее шелковый халатик распахнулсяна груди. Так всегда происходило, потому что материал был очень легким иподвижным, но обычно Петр спокойно реагировал на незапланированный стриптиз.Сегодня же его будто подменили! Стоило только Аниной груди мелькнуть в вырезе,как он бросил вилку и, схватив жену за бедра, усадил к себе на колени. Онрывком распахнул на ней халат и стал жадно ее целовать. Руки Петра блуждали поАниному телу, забираясь под подол и сдавливая ягодицы. Аня, не ожидавшая такогонапора, растерянно засмеялась:

– Ты чего это? – И попыталась оторваться от него,чтобы переставить тарелку с омлетом – она грозила вот-вот упасть.

– Я хочу тебя, – хрипло сказал Петр, еще теснееприжимаясь к ней.

– Не здесь, Петя, – запротестовала Аня, хотя усамой голова кружилась от желания – никогда муж не набрасывался на нее так,предпочитая спокойный секс в супружеской постели, и эта его необузданностьзавела ее больше долгих прелюдий. – Папа или Марк могут войти…

Петр, не слушая Аню, взял ее на руки и усадил на стол.Тарелка, задетая Аней, упала на пол и раскололась надвое. Но это Петранисколько не охладило, казалось, он вообще не заметил ее падения.

– Петя, пошли в спальню, – пролепетала Аня. –Мы не одни в квартире…

На этот раз ее слова дошли до Петра. Подхватив Аню подколени, он снял ее со столешницы и, не переставая целовать, понес в спальню.Там Петр бросил ее на кровать и упал сверху. Полотенце было сорвано еще наподходе, халат тоже, и они обвили друг друга руками и ногами.

– Я хочу тебя, – повторил Петр.

Аня хотела сказать то же самое, но не смогла это выговорить– постеснялась. Она порывисто схватила его ладонь, поднесла к губам, чтобыпоцеловать, но так и замерла с приоткрытым ртом…

Рука Петра пахла женскими духами. Тело пахло гелем для душа,волосы шампунем, а рука, та самая, в которой он пять минут назад держал своюрубашку, пахла чужими духами – не Аниными! Она пользовалась легкой,ненавязчивой туалетной водой, оставляющей на теле не столько запах, скольконамек на него. Духи, которыми пахла рука Петра, были совсем другого рода.Агрессивные, душные, необычные: с легким привкусом корицы и перца, такими невсякая станет душиться…

Да и не всякой бы они подошли! Подобные ароматы мало комуидут – слишком смелые, слишком хищные…

И тут в Анином мозгу, как шаровая молния, пронеслась мысль:«Я знаю, кому они подошли бы идеально – Еве!» И все померкло перед глазами,будто началась гроза и тучи заволокли все вокруг…

От рубашки ее мужа пахло Евиными духами! Ева находилась втакой близости от Петра, что он весь пропитался ими, поэтому и в ванную сразупобежал, поэтому и рубашку в стирку швырнул… А потом накинулся на жену прямо вкухне, хотя никогда этого не делал, и сказал то, чего никогда не говорил: «Яхочу тебя!»

Только хотел он не ее, а Еву! Ее он представлял, лаская Аню,о ней мечтал, ее целуя!

Аня уперлась руками в грудь Петра и с силой оттолкнула его.Тот решил, что ей стало тяжело под ним, и приподнялся на локтях. Аня тут жевыскользнула из-под мужа, сползла с кровати, подхватила халат и завернулась внего.

– Ты чего? – не понял Петр.

– Ничего, – отрезала она, тайком утираявыступившие в уголках глаз слезы.

– Тогда не дури и иди сюда… – Петр потянулся кАне, чтобы привлечь ее к себе, но она отшатнулась. – Да что с тобойтакое? – воскликнул он раздраженно. – Предменструальный синдром илипросто заскок?

И так грубо это прозвучало, что Аня болезненно поморщилась.Она с детства испытывала физические страдания, сталкиваясь с хамством.

– Ну что ты молчишь? – не отставал Петр. –Скажи мне, что я сделал не так, почему ты от меня шарахаешься…