– Купили? – воскликнула Аня радостно.

Суханский утвердительно кивнул и, сев рядом с ней, раскрылальбом. Репродукций в нем было много, и отыскать нужную получилось не сразу.Пришлось заглянуть в оглавление. Найдя там «Надежду», Марк открыл альбом науказанной странице, и они с Аней уставились на картину с жадным вниманием.

Там была изображена девочка. Больная девочка – это быловидно сразу. Худая, почти бестелесная, но с такой огромной головой, что,казалось, ее не может удержать худая бледная шейка. У Дуни было бескровноеличико и прозрачные глаза, в которых не отражалось ни одной мысли.

– Умственно отсталая, – озвучила свое мнение Аня.

– Похоже на то, – согласился с ней Марк, и онипродолжили рассматривать картину.

Девочка лежала в кроватке, утопая в ворохе разноцветныхлоскутных подушек, среди которых были разбросаны и простенькие, явносамодельные игрушки, и смотрела вверх. На женские руки, тянущиеся к ней. Вруках этих была зажата цепочка с болтающимся на ней витым крестиком, которуюмать (наверное, это была именно мать) собиралась надеть на шею дочери. Женскиекисти были натруженными, мозолистыми, без маникюра и колец, контрастируя своейгрубостью с изяществом золотого украшения.

– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Марк,напряженно наморщив лоб.

– Мать сняла со своей шеи крестик и надела его наумирающую дочь, – пожала плечами Аня. – Отдала единственную дорогуювещь, надеясь на божью помощь…

– Это ясно, но я не возьму в толк, как эта картинаможет нам помочь в поисках «Славы».

Аня этого сказать не могла и, прежде чем придумать хотькакую-то версию, решила взглянуть на портрет умирающей девочки еще раз. Онаскользнула взглядом по ее застывшему личику, по худой шейке, по тонким ручкам срастопыренными пальчиками, потом перевела его на крестик, протягиваемый Дунинойматерью, и вдруг…

Осознала, что знает ответ! Ответ такой очевидный, будто надетскую загадку! Просто удивительно, что он ей не пришел на ум раньше, но неменее поразительно, что пришел сейчас, ведь бабулина «подсказка» так прозрачна.Это и не подсказка вовсе, а всего лишь намек. Но намек, который способен понятьлишь тот, кто знал все тайны судьбы Элеоноры Новицкой – чужак ни за что недогадался бы, что та хотела сказать…

– Я поняла, – прошептала Аня, переведя огромные отудивления глаза с репродукции на Марка. – И теперь знаю, где «Слава»!

Вольфрам исподлобья смотрел на сидящего напротив него Вульфаи молчал.

– Тебе пальцы, что ли, переломать, чтоб тызаговорил? – рявкнул Новицкий, устав от игры в молчанку. – Могу этоустроить!

Вольфрам покосился на подобравшихся телохранителей Вульфа ис мученической гримасой простонал:

– Да я ж говорю – не убивал я его! Клянусь!

– А я твоим клятвам не верю. Намедни ты мне божился,что название клуба, где Дусик тусовался, слыхом не слыхивал и близко к нему неподходил, а что выясняется? – Вульф швырнул на колени Вольфрамураспечатки. – Или скажешь, не твоя физия тут засвечена?

Вольфрам покосился на фотографии, но рассматривать их нестал – убрал с коленей на столик, после чего выдавил из себя:

– Ну следил я за ним, и че?

– Рассказывай подробнее, – гаркнул ЭдуардПетрович. – И чтоб я клещами из тебя каждое слово не тянул!

– А че рассказывать? – нахохлился бывший Денискинпокровитель. – Ну следил я, и все. Как просек, что Дусик, падла, мне сталрога наставлять, так и решил – вычислю их и обоим рыльники начищу… – Оннабрал полный рот слюны и приготовился харкнуть, но так как в поле зрения ненашлось пепельницы, а плевать на роскошный ковер Вольфрам побоялся, то пришлосьее проглотить. – Кто ж знал, что у него каждый день новые кобели –замучаешься кулаками махать…

– Значит, ты только следил, так?

– Ну…

– А рыльник так никому не начистил?

– Не дали, – угрюмо буркнул тот.

– Что значит «не дали»?

– То и значит! Нагрянул я в отель, где Дусик с одним изэтих, – Вольфрам пренебрежительно ткнул пальцем в стопочкуфотографий, – уединился, чтобы накатить обоим, а меня охрана внутрь не пустила.

– С которым из этих? – уточнил Новицкий,раскидывая снимки по столу.

– С ним, – не задумываясь, ответил Вольфрам,указав на одну из фотографий – на снимке был изображен приятный мужчина сволнистыми волосами и красивыми темными бровями вразлет. – Приперлисьвместе, протусовались целый вечер и парой отчалили – с другими-то Дусик тольков клубе отирался, а с этим…

– Они вели себя как любовники?

– А как же еще?

– Как деловые партнеры, например…

– Если б так, тогда на кой черт мне ночью в отельпереться?

– А что за отель?

– «Фрау Либен».

– Местечко не из дешевых, – заметил Вульф. –В таком комнату на часок не снимешь, значит, спутник Дусика был егопостояльцем. Это хорошо!

– Да ничего хорошего, – насупился Вольфрам. –Он все равно уже съехал.

– Откуда ты знаешь?

– Я несколько дней его у отеля караулил, чтоб фейсначистить, но так и не засек ни разу.

– Это ничего, – задумчиво проговорил ЭдуардПетрович. – Главное – он в базе есть, а значит, мы можем узнать егоимя… – Вульф замолчал и некоторое время сидел неподвижно, погруженный всвои мысли, но вскоре встрепенулся и, поманив охранника Панциря пальцем,бросил: – Собери фотографии, поедем во «Фрау Либен».

– А я? – подал голос Вольфрам.

– И ты. – Новицкий угрожающе ухмыльнулся. – Иесли твои слова не подтвердятся, пеняй на себя!

Аня вела машину по пригородной трассе, направляясь в городВасильковск. Марк сидел рядом, Данилка лежал на заднем сиденье и, опустивлобастую башку на вытянутые лапы, дремал. Аня молчала. Молчал и Марк. Тишинунарушала только приглушенная музыка, лившаяся из автомобильной магнитолы.

– Вы так ничего мне и не объясните? – прервал-такимолчание Суханский.

– Хотела бы, да не могу, – ответила Анясмущенно. – Это не моя тайна.

– Ну вы хотя бы скажите, куда мы едем…

– В городок под названием Васильковск.

– Зачем?

– За «Славой»

– Он в Васильковске?

– Думаю, да.

Марк, естественно, ничего не понял, но с расспросами большеприставать не стал. И Аня была ему за это благодарна. Будь на месте Суханскогокто-то менее деликатный, ей пришлось бы что-то врать, ведь правды она не могласказать – такое чужому человеку знать не полагалось. Изначально тайну Элеонорызнали только двое: она сама и Сергей. Потом тайна стала известна и Ане. Абольше никому Элеонора страшной правды о своей постыдной любви к брату и плодуэтой любви не раскрыла. Многие годы она скрывала от мира свою умственноотсталую дочь Полину. Сначала в деревне под Рязанью, где Полю воспитывалаприемная мать Алена Невинная, потом, когда Элеоноре стало известно, что ненормальнуюдевушку пользуют все деревенские мужики, в домах инвалидов. В одном, другом,третьем, пока не нашла для нее самый лучший – в городе Васильковске. Там Полинанаходится и теперь. А с ней «Слава»! Элеонора отдала своей больной девочкесамое ценное, что у нее было (подобно жене Коневского), надеясь, видимо, что«милостивый» глаз Рамы принесет дочери если не удачу, то хотя бы покой…