Аня ничего говорить не стала. Она молча подошла к Петру,взяла его «заклейменную» запахом руку и сунула ему под нос. После этогоразвернулась и вышла из спальни, не слушая окриков мужа.

В ту ночь она туда так и не вернулась. Впервые она леглаотдельно от Петра и проспала на кушетке в кабинете до утра.

Аню сильно тошнило. Так тошнило, что она не смогла закончитьзавтрак – бросила недоеденный бутерброд и побежала в туалет. Там ее вырвало, исразу стало легче. Умывшись, Аня вернулась в кухню, но есть не стала: отдалаостатки завтрака Данилке, а для спящих мужчин стала готовить блины.

Было около восьми, когда проснулся первый представительсильной половины, им оказался Марк.

– Доброе утро, – поздоровался он с Аней, входя вкухню. – Как изумительно у вас тут пахнет…

– Здравствуйте, Марк, – поприветствовала егоАня. – Будете завтракать? Я блины испекла. Хотите, со сгущенкой, хотите –с творогом.

– Нет, благодарю, я по утрам не ем.

– По-моему, вы и по вечерам не едите, – заметилаона, вспомнив, как скуден был его вчерашний ужин.

– Стараюсь себя ограничивать. – Марк похлопал себяпо мягкому животу. – Иначе расплывусь до устрашающих размеров.

– Тогда могу предложить вам кофе или чай.

– Я выпью простой воды. Это очень полезно – выпивать наголодный желудок стакан холодной воды. Лучше не кипяченой, а простоочищенной. – Марк взял кружку, подставил ее под кран «Аквафора» и нацедилсебе ровно двести пятьдесят миллилитров. – Кстати, где остальные?

– Все спят.

– И Петр?

– Да, сегодня же воскресенье. У него выходной. Вот он иотсыпается.

Она произнесла это скороговоркой, стараясь не смотреть наМарка, чтоб не выдать себя. Она не могла показать гостю, что в их семье разлад.Суханский если и заметил ее смущение, то виду не подал: прихлебывая из кружки,он подошел к окну, выглянул на улицу, где вовсю светило солнце, а обледенелыеветки деревьев сверкали драгоценным бриллиантовым огнем. Аня, когда раздвигалашторы, налюбоваться этим видом не могла – так было красиво и празднично, Марктоже не остался равнодушным к погожему предпраздничному утру.

– Погода замечательная, – сказал он, довольнощурясь на солнце. – Как раз для Нового года подходящая!

– Вы помните, что он уже завтра? – спросила Аня,которая сегодня с какой-то детской обидой обнаружила, что праздник почтинаступил, а она со всеми этими заботами и переживаниями не ощутила егоприближения. – Даже не верится, правда?

– Я, Анечка, к Новому году равнодушен. Не жду его иредко справляю. Могу и уснуть, не дождавшись боя курантов.

– А я с детства обожаю Новый год. Больше другихпраздников, даже больше дня рождения. А все из-за елки! – Она убраласковородку с огня, присела на кончик табурета и стала вспоминать: – Вы,наверное, не знаете, что я выросла в коммуналке. В тесной комнатушке, бывшей дореволюции выходом на черную лестницу. В ней всегда стояли темнота (слепоеокошко под потолком света почти не пропускало) и сырость, а с кухни шла гарь… Вобщем, ужасное место. Угнетающее! Но главное – очень неудобное: длинное иузкое, в нем ничего не помещалось. Я, например, спала в шкафу, ибо не былодругого способа отгородить мое спальное место от ложа моей приемной матери и еесменяющих друг друга любовников. Поэтому, когда соседи ставили в своих комнатахелки, я тихо им завидовала. Мне тоже хотелось, чтоб в нашей комнатушке стоялаель, живая, пахнущая смолой, в шарах и гирляндах, но нам некуда было еепоставить, хоть бы и маленькую, – у нас даже подоконника не было… И вотоднажды за пару дней до праздника (я тогда ходила в первый класс) я сидела всвоем шкафу и грустила из-за того, что еще один Новый год пройдет бездарно: небудет ни елки, ни гирлянд, ни мишуры, и так мне от этого стало тоскливо, что ясхватила пальтишко и побежала на улицу, чтобы найти Деда Мороза и попросить унего исполнить мое скромное желание… – Аня грустно улыбнулась. – И янашла его! Пьяненького дядьку со съехавшей набок ватной бородой. Он возвращалсяс «халтурки» в красном халате, под которым виднелась олимпийка. Но я так емуобрадовалась, что приняла за настоящего. Подлетела и давай сбивчиво объяснять,что мне хотелось бы получить на Новый год. Он, естественно, ошалел от такогонапора, но выслушал меня, а чтоб поскорее от дурехи отделаться, сказал, чтожелание мое исполнит. И я, как на крыльях, полетела домой и…

– И? – спросил Марк заинтересованно.

– Он действительно исполнил!

– Мать купила маленькую елочку и поставила ее в вашшкаф?

– Лучше! Ее поставили у кинотеатра, что находился пососедству с нашим домом. Никогда раньше там елки не было, а тут… – Аня несдержала радостного смеха, вспомнив тот день. – Огромная, с краснойзвездой на макушке и мигающими гирляндами, она переливалась всю ночь напролет,озаряя нашу комнатку разноцветными огоньками! А когда я вставала на стул возлеокна, то могла видеть ее очень близко, различать каждую игрушку, и у менясоздавалось впечатление, что елка стоит не на улице, а в моей комнате… В общем,чудо свершилось! И что самое интересное: ни разу больше у кинотеатра елку неставили – только в тот год. Но этого раза было достаточно, чтобы я поверила вчудеса и полюбила Новый год.

– И сейчас все еще в чудо верите?

– Верю.

– Тогда не грустите, – сказал Марк, по-дружескипотрепав ее по плечу. – Все у вас наладится. У людей, которые могутдобиться чудес от фальшивых Дедов Морозов, черные полосы не длятся долго…

Аня хотела поблагодарить его за добрые слова, но тут изприхожей послышались голоса мужа и отца, и пришлось выглянуть туда, чтобыузнать, на какую тему ведется беседа.

– Почему же вы не упомянули об этом при дачепоказаний? – спрашивал у Сергея Петр, недовольно хмуря брови.

– Откуда я мог знать, что бежала не соседка? –бурчал в ответ Отрадов. – Я ж не видел лица женщины и никак не могпредположить, что это Ева…

– Вы взрослый человек, Сергей Георгиевич, вы должныпонимать, что, когда речь идет об убийстве, важна каждая мелочь! – всебольше кипятился Петр.

– Нет, ты что взъелся на меня? Если это так важно, ясъезжу в милицию и дам новые показания…

– Но она уже в «обезьяннике», понимаете? Сидит там скакими-то проститутками и бомжихами, и я ничего не смог сделать, чтобы ееперевели в отдельную камеру – изолятор переполнен!

Аня слушала эту перепалку и не понимала, о ком они говорят.А еще ей не нравился тон, которым Петр позволяет себе разговаривать с ее отцом.Именно поэтому, а не из-за непрошедшей обиды, Аня вышла из кухни и холодноспросила у мужа: