У Спиридона Куинджи была дочь Василиса, в замужестве Туркова, а у нее два сына – Никифор и Василий. Оба они носили фамилию отца, и один из них – Никифор – и приходился Федору Ивановичу Золотареву дедом.

– Так они же были Турковы, почему же вы и ваш дед снова Золотаревы? – не понял Дорошин.

– Дед Никифор ушел из семьи, когда его сыну было всего два года. Его сын, Иван, не смог простить отца, потому что мать растила его очень тяжело, они жили, нуждаясь, иногда голодали, и Иван привык считать, что во всех его бедах виноват отец. В семье хранился оставшийся от отца рисунок, сделанный когда-то Архипом Куинджи, и когда Иван вырос, то раскопал родословное древо и решил поменять фамилию обратно на Золотарев. Потом он женился, у него родился сын, которого назвали Федором Золотаревым. Это и есть мой дед, – сказала Елена. – Он очень любил и уважал своего отца, поэтому родством со знаменитым художником гордился, полученный по наследству рисунок хранил и очень переживал, что у него родится дочь, которая, выйдя замуж, снова потеряет фамилию. Но на свет появился мой отец, Николай. Правда, на мне везение кончилось, но в детстве дед взял с меня честное слово, что я, выйдя замуж, останусь Золотаревой. Согласие я дала, не особенно над ним задумываясь, но так как замуж не вышла, то и повода нарушить данное деду обещание у меня не было. Жаль только, что род Золотаревых на мне, по всей вероятности, все-таки кончится. Но я, в отличие от деда, отношусь к этому уже не так серьезно.

– А почему вы не вышли замуж? – Дорошин задал этот неприличный вопрос быстрее, чем сообразил, что делать этого не стоит.

– Наверное, потому, что на таких, как я, не женятся.

– Что за глупости?

– Это не глупости, а психология. У меня непростой характер, Виктор Сергеевич. Нет, я не вздорная, не скандальная и неконфликтная. Но у меня достаточно высокие требования к человеку, которого я могла бы без стеснения и внутреннего неудобства привести в дом к деду. Понимаете? Я всех мужчин меряю по нему. И все, кто когда-либо мной интересовались, очень ему проигрывали. Становились мельче, неинтереснее, какими-то плоскими, что ли, как только оказывались рядом с ним. Кроме того, я не выношу лжи и лицемерия. Не терплю, когда меня обманывают, пусть даже из жалости. А еще я ко всему отношусь слишком серьезно. Я не подхожу для легких, поверхностных отношений, в которых нет взаимного уважения и обязательств. А на отношения, требующие работы души, нынче не много кто согласен. Не знаю, понятно ли я ответила на ваш вопрос, но другого объяснения у меня все равно нет.

– Я понимаю, – ответил Дорошин и оставшуюся до ее деревенского дома дорогу они провели в полном молчании.

Застывшая от мороза деревня встретила их гулкой тишиной. Даже собаки не лаяли. То, что здесь есть кто-то живой, выдавал лишь густой дым, столбом поднимающийся из труб некоторых домов. Впрочем, столбов было немного, меньше десятка.

– Тут зимой мало кто живет, – ответила Елена на незаданный вопрос Дорошина. – В основном на лето приезжают. Круглый год в деревне жить не очень-то весело. Несколько пенсионеров зимуют, кто городского шума не выносит, Никита с Наташей и дядя Леша. Это те самые художники, что изразцы делают. У них производство, им отсюда не уехать, да и нравится им деревенская жизнь. Еще несколько семей есть, даже с детьми. Но отсюда же в школу ездить за восемь километров надо. Представляете, в такую погоду школьный автобус ждать? Хорошо, что сейчас каникулы, но они ведь не всю зиму. В общем, уехали почти все, кто смог. Вот так. Остановите во-о-н у того дома с голубым забором. Это наш. Давайте не будем ворота открывать, замок, наверное, совсем замерз.

– Конечно, я вот тут машину приткну, – согласился Дорошин, лихо въехал в сугроб и заглушил двигатель. – Так, станция Березай, кто приехал – вылезай. Габи, вперед!

Собака нехотя вылезла на улицу и с укоризной посмотрела на Дорошина. Мол, что ж ты за человек, хозяин, на мороз меня выгоняешь?

– Мы сейчас дом откроем, печь затопим, чаю попьем из термоса и сходим к Никите с Наташей. У них-то топлено, так что познакомитесь, поговорите, изразцы посмотрите. Может, и сговоритесь что-нибудь купить. А потом мы к нам вернемся, у нас быстро тепло становится. Мы батареи электрические включенными оставляем, так что в доме и сейчас плюсовая температура. Протопить надо, раз уж приехали. Но это недолго. Как только заслонку закрою, так сразу и поедем. Я вас долго не задержу, честное слово.

– Да ладно вам, что вы извиняетесь постоянно? – вспылил вдруг Дорошин. – Вы не делаете ничего плохого, и сюда мы поперлись не по вашей прихоти, а потому, что я действительно хочу отделать дядину печь изразцами. И мы проведем здесь столько времени, сколько вам нужно.

Через калитку они зашли в заснеженный двор. Рядом весело скакала Габи, поскуливая от переизбытка чувств. Дорошин подумал о том, что наверняка начерпает снега ботинками, и чертыхнулся про себя, что не додумался надеть или хотя бы взять с собой дядины валенки. Понимал же, что дорожки не чищены. Впрочем, от калитки к дому вели чьи-то следы, пара больших и пара маленьких, женских или даже детских. И Виктор старательно ступал след в след, чтобы уберечь ноги сухими.

– Странно. – Шедшая впереди Елена внезапно застыла как вкопанная. Он, не успев затормозить, с размаху ткнулся ей в спину и чуть не уронил, подхватив в последний момент.

– Извините. Что странно?

– Следы. Кто тут мог быть?

– Наверное, кто-то из соседей. Заходили проведать, все ли в порядке.

– У нас так не принято. Конечно, Никита приглядывает за домом, но из-за забора. Такого никогда не было, чтобы во двор заходили.

– Да бросьте. В этом году снега много, морозы вон опять же. Вот и заглянули с проверкой. Видите, следы в аккурат мужские и женские. Значит, точно эти самые Никита и Наташа. Вот пойдем к ним и спросим.

– Наверное, вы правы. Что мне во всем сегодня чертовщина чудится, – вздохнула Елена и пошла дальше. Скачущая вокруг Габи первой взлетела на заснеженное крыльцо, на котором отчетливо были видны все те же цепочки следов, застыла на мгновение перед входной дверью и вдруг отчаянно завыла, задрав морду к небу.

– Мне страшно. – Елена снова остановилась и вцепилась Дорошину в рукав. – Она воет, как на покойника.

– Елена, с вашим дедом все хорошо, вы только что ему звонили. С вами тоже все в порядке. Есть ли еще какие-нибудь покойники, которые бы вас волновали так остро? Чем трусить, надо зайти в дом и понять, что поводов для беспокойства нет. Габи – подкидыш, черт знает, что такого было в ее собачьей жизни и о чем напомнил ей этот дом.

Неуспокоенная его словами, Елена заставила себя подняться на крыльцо, достала связку ключей и отперла дверь. Габи не пошла в дом, вжавшись в перила крылечка, Дорошин шагнул вслед за Еленой и похлопал себя по бедру:

– Пойдем внутрь, собака, замерзнешь.

На секунду ему почудилось, что Габи отрицательно покачала головой. Дорошин и Елена прошли в сени, затем в отпертую дверь, за которой находилась маленькая уютная кухня, а через нее в гостиную. Неровный тусклый зимний свет слабо освещал комнату через плотно задернутые шторы. Елена щелкнула выключателем, осмотрела комнату и закричала.