Лицо задергалось, а в горле родился клокочущий звук. Фальшивый китаец начал пускать слюни, словно ребенок, у которого режутся зубы. Дэдлок не отпускал его.

— И что теперь?

Он слишком поздно сообразил. Кадык Маккензи-Купера шевельнулся в глотательном движении, лицо пошло лиловыми пятнами, а меж губ потекла пена. Через секунду его тело согнулось в дугу, несколько раз дернулось и фальшивый китаец окончательно затих. Дэдлок исторг досадливый рык. Отшвырнув труп в сторону, он с трудом поднялся на ноги.

— Капсула с цианидом,— произнес он.

По мнению Скимпола, необходимость в данном пояснении отсутствовала. Человек со шрамом обмакнул палец в пролитый чай и тщательно обнюхал.

— В чайнике хватило бы яду на нас обоих. Сколько ты выпил?

— Нисколько,— солгал альбинос.

— Умерен?

— Конечно,— слишком поспешно заверил Скимпол.— Я не пил.

Дэдлок рассеянно кивнул.

Альбинос, окинув взглядом скорчившееся тело, потянул мертвеца за волосы. Под париком и гримом скрывался вовсе не неоперившийся птенец из Ориэл-колледжа, а лысый незнакомец средних лет. Мрачный и хилый.

— Что-то не похож он на выпускника Итона, — прокомментировал Скимпол.

Наверное, вам будет небезынтересно узнать, что настоящего Маккензи-Купера, искреннего, симпатичного итонца, имевшего слишком доверчивый нрав, чтобы преуспеть в качестве агента Директората, через три дня обнаружили запертым в ванной в одном из самых жалких доходных домов. С проломленным черепом. На его лице застыло выражение животного ужаса. Не слишком счастливый конец.

— Кто это?

— Ты его не узнаешь? — изумился Скимпол.

— Уж просвети меня.

— Диклан Слаттери. Прежде был агентом фениев, пока не ушел в свободное плавание несколько лет назад. Почти легенда. Хотя, конечно, поизносился. Лучшие годы позади. Судя по всему, его наняли впервые после очень долгого перерыва.

— Но кто? Кто так хочет нашей смерти? Скимпол пожал плечами.

— Боюсь, список выйдет длинным.

Церковь Летней Страны управлялась из маленького, пропахшего пылью и гнилыми зубами офиса на четвертом этаже в « Ковент-Гарден ». По прибытии туда Мерривезера, мистера Муна и Сомнамбулиста их встретил джентльмен, чье пухлое, кирпичного цвета лицо куда больше годилось для паба, нежели для кафедры.

— Дональд Макдональд,— представился он, протягивая мясистую лапищу, и добавил, подмигивая: — Моя матушка была дама с юмором.

Иллюзионист бросил на него презрительный взгляд, и тот поспешно убрал руку.

— Чем могу помочь, джентльмены?

— Мы хотели бы поговорить с вами кое о ком из вашей паствы,— сказал Мерривезер.— О миссис Хонимен.

— О, наконец хоть кто-то стал хоть что-то делать. Мы тут все ужасно взволнованы. Я просто с ума схожу.

Инспектор вынул из кармана записную книжку.

— Как часто вы ее видели?

— Она одна из наших самых благочестивых прихожанок. Служила, так сказать, одним из краеугольных камней в основании нашей маленькой церкви.

— Простите мой вопрос, — Мерривезер бешено записывал,— но какова конкретно ваша роль в церкви?

— О, да ничего особенного,— произнес Макдональд с неубедительной скромностью.— Я молюсь помаленьку... помогаю где могу... помогаю нашему пастору в его благом деле.

— А кто он?

— По-хорошему, вам бы с ним поговорить. С нашим главой, сэр. С нашим пастырем. Преподобным доктором Таном.

Мерривезер прилежно записал имя.

— И когда же мы сможем поговорить с этим самым Таном?

— Сейчас его нет в городе. Я понимаю, что я жалкая замена, но ему приходится держать заместителя. Кстати, приношу свои извинения за жалкое состояние нашей конторы. Обычно тут поопрятнее.

Мерривезер посмотрел на толстый слой пыли, лежавшей повсюду, и тактично решил не комментировать.

— Но где ваша церковь, сэр? Вы ведь не здесь службы проводите.

— О... — Казалось, Макдональд а немного разозлила такая постановка вопроса.— Мы служим... неподалеку.

Устав ходить вокруг да около, мистер Мун сам, без разрешения, с откровенным любопытством и наглостью принялся осматривать помещение, совать нос в шкафы, на полки, раскрывать книги. Над дверью висело распятие, под ним — маленькая неброская пластинка с черным цветком о пяти лепестках. Ниже виднелись слова: «Если человек бродит во сне по раю и получает цветок в знак того, что его душа была там, а проснувшись, видит его в своей руке — что тогда?»

Дональд Макдональд подошел к нему.

— Вижу, вы заметили наш девиз.

— Девиз? Боюсь, я не вижу смысла.

— Рай, мистер Мун. Элизиум. Состояние, к которому мы все стремимся.

— Это не из Писания.

— Это С. Т. Колридж. Преподобный доктор большой его поклонник. Наша церковь почитает его и его труды.

— Колриджа? — недоверчиво переспросил Эдвард.— Могу я поинтересоваться, что же это за церковь такая, где преклоняются перед столь мирским поэтом?

Макдональд самодовольно улыбнулся.

— Я не сомневаюсь, что вам это кажется странным. Но смею вас заверить, любой, кто оказывается среди нас, вскоре начинает понимать нашу точку зрения.

— Цветок под распятием.— Мерривезер попытался снова встрять в разговор.— Что он символизирует?

— Это символ, который мы взяли из греческой мифологии.— Дональд Макдональд изобразил отсутствующий вид.— Бессмертный цветок, который цветет в раю поэтов,— амарант.

— Но суть-то ваша в чем? — выпалил мистер Мун.— Чем вы занимаетесь?

— Мы миссионеры.

— Миссионерство? В «Ковент-Гарден»?

— Преподобный не видит резона уезжать из Англии, когда прямо у нас на пороге столько духовного убожества, страданий и лишений. Лондон остро нуждается в очистительном свете откровения. Даже больше, чем самые глухие закоулки Конго. Мы трудимся здесь, среди покинутого народа, среди людей, забытых городом, выброшенных гнить в грязи в самых безнадежных трущобах.

— Мы достаточно услышали.— Мистер Мун резко повернулся на каблуках и направился к двери. — Идемте, инспектор.

— Вы дадите нам знать, если будут хоть какие-то подвижки? — спросил Макдональд. Его голос прямо сочился фальшивой тревогой, поддельным сочувствием.— Я постоянно молюсь за миссис Хонимен.

Инспектор последовал за Эдвардом.

— Я ни единому слову не поверил,— произнес он, едва они вышли на улицу. — Он знает куда больше, чем говорит. А вы?

— Не совсем в этом уверен,— признался мистер Мун.— Это последнее откровение, признаюсь, было неожиданным.