поняла, что именно от него Том перенял эту привычку). Грудь его матери, похожая на полку, казалась большей, чем когда-либо, и была впихнута в цветастую блузку. После церемонии она поцеловала меня в щеку, и я почувствовала легкий запах ее помады, когда она сказала: «Добро пожаловать в семью» – и промокнула глаза.

Все, чего я хотела, – это уехать отсюда со своим новоявленным мужем.

Что ты сказал в своей речи? Сначала никто особо не слушал; все были слишком заинтересованы в том, чтобы побыстрее добраться до бутербродов с мясом на обед и бутылок «Харви». Тем не менее ты стоял в передней части зала и продолжал, несмотря ни на что, в то время как Том с тревогой оглядывался, и через некоторое время явная новизна твоего мягкого, бархатного голоса с оксбриджскими[48] гласными насторожила людей. Том немного нахмурился, когда ты объяснял, как вы познакомились; я впервые услышала о даме на велосипеде, и тебе понравилось рассказывать эту историю, ты сделал паузу для большего комического эффекта, прежде чем повторить то, что Том назвал ее чокнутой старушкой, и мой отец громко рассмеялся. Ты сказал что-то о том, что мы с Томом составляем идеальную цивилизованную пару: полицейского и учителя. Никто не мог обвинить нас в неуплате долга обществу, и жители Брайтона могли спокойно спать в своих кроватях, зная, что Том патрулирует улицы, а я занимаюсь образованием их детей. Я не была уверена, насколько серьезно это было сказано, даже тогда, но почувствовала легкий укол гордости, когда ты сказал все это. Затем ты поднял бокал с тостом, выпил половину стаута в несколько глотков, сказал что-то Тому, чего я не слышала, похлопал его по руке, крепко поцеловал мою руку и попрощался.

В ночь перед свадьбой я пошла на квартиру Сильви. Это было то, что люди теперь назвали бы моим «девичником», поскольку Том ушел с некоторыми из парней-полицейских.

Сильви и Рой наконец-то смогли переехать из квартиры матери Роя в Портслейде, и их квартира была в новом многоквартирном доме с лифтами и большими окнами, выходящими на муниципальный рынок. Дом обживали всего несколько месяцев; коридоры все еще пахли мокрым цементом и новой краской. Но, когда я вошла в сияющий лифт, двери открылись плавно.

Помню, что у Сильви были обои и шторы в гостиной с ирисами самого глубокого синего цвета с желтыми крапинками. Но все остальное было современным; диван с низким сиденьем и тонкими подлокотниками покрывала скользкая холодная ткань, которая, вероятно, была искусственной.

– Папа пожалел нас и выложил кучу денег за них, – сказала она, увидев, как я смотрю на деревянные часы в форме солнца над газовым камином. – Угрызения совести.

Он отказывался видеть Сильви в течение нескольких месяцев после свадьбы.

– Макесон[49]? Садись.

Живот был уже довольно большой. Маленькая, хрупкая Сильви расплывалась.

– Не присоединяйся к клубу так быстро, как я, ладно? Это чертовски ужасно.

Она протянула мне стакан и опустилась на диван.

– Что действительно раздражает, – продолжила она, – мне даже не пришлось лгать Рою. Как только мы поженились, я все равно забеременела. Он думает, что прошло шесть месяцев, но я знаю, что этот ребенок родится позже.

Она толкнула меня и захихикала.

– Я очень жду этого, правда. Мой собственный маленький кто-то, кого можно обнимать.

Я вспомнила, что она сказала в день своей свадьбы о желании делать все, что ей заблагорассудится, и мне стало интересно, как случилось так, что она передумала, но все, что я сказала, было:

– Ты хорошо устроилась.

Она кивнула.

– Неплохо, правда? Совет поселил нас еще до того, как дом был закончен – обои еще были влажными, – но жить на высоте приятно. Мы в облаках.

Четыре этажа вверх не было «в облаках», но я улыбнулась.

– Именно там, где тебе следует быть, Сильви.

– А вот где ты должна быть, так это выходить завтра замуж. Даже если это касается моего бесполезного брата.

Она сжала мое колено, и я почувствовала, как краснею от удовольствия.

– Ты действительно любишь его, не так ли? – спросила она.

Я кивнула.

Сильви вздохнула.

– Он никогда не приходит ко мне. Я знаю, что он сильно поссорился с Роем из-за этого шафера, но он мог бы прийти, когда Роя нет рядом, не так ли? – Она посмотрела мне в лицо широко открытыми и ясными глазами. – Ты его попросишь, Марион? Скажи ему, чтобы он не был чужим.

Я сказала, что попрошу. Я не понимала, насколько серьезным был разрыв между Томом и Роем.

Мы выпили наш портер, и Сильви рассказала о детской одежде и о том, что она беспокоится, будут ли подгузники просыхать в квартире. Она принесла еще напитки и продолжала болтать, а я позволила себе мысленно переключиться на события следующего дня, представляя свою руку на руке Тома и как мои рыжие волосы будут отражать солнечный свет. Когда нас закидают конфетти, он посмотрит на меня так пристально, как будто увидит впервые. Сияющей. Именно это слово должно прийти ему в голову.

– Марион, ты помнишь то, что я сказала тебе много лет назад о Томе? – Сильви пила третий портер и сидела очень близко ко мне.

Я затаила дыхание и поставила стакан на подлокотник дивана, просто чтобы отвести взгляд.

– Что именно? – спросила я, и мое сердце забилось чуть быстрее. Я прекрасно знала, о чем она говорила.

– Я сказала, что Том непохож на других мужчин…

Я подумала, что она сказала не это. Она этого не говорила. Не совсем.

– Помнишь, Марион? – настаивала Сильви.

Я не отрывала глаз от стеклянных дверей ее шкафа. Внутри не было ничего, кроме синего кувшина с надписью «Привет из Камбер-Сэндс» и фотографии Сильви и Роя без рамки в день их свадьбы. Опущенные глаза Сильви заставляли ее выглядеть еще моложе своих лет.

– Не совсем, – соврала я.

– Хорошо. Это хорошо. Потому что я хочу, чтобы ты это забыла. Я имею в виду: никто из нас не думал, что он женится, – и вот ты здесь…

Мы помолчали, а затем я сказала, сумев успокоить свое сердце, сосредоточившись на фотографии свадьбы Сильви:

– Да. И вот мы здесь.

Сильви, казалось, выдохнула.

– Значит, он, должно быть, изменился, или, может быть, мы ошибались, или что-то в этом роде, но в любом случае я хочу, чтобы ты забыла об этом, Марион. Я чувствую себя ужасно из-за этого.

Я посмотрела на нее. Хотя ее лицо было розовым и мясистым, оно все еще было привлекательным, и я словно снова сидела на скамейке,