стали подвергаться массированным атакам и понесли большие потери. Пропадали не только куры, но и свиньи, бараны, козы, а о тихоходных утках, гусях и индюках и говорить нечего. Псы даже умудрялись каким-то образом открывать кроличьи клетки и вытаскивать оттуда их пушистых обитателей. Понятное дело, что крестьяне, в отсутствие духовных ценностей весьма привязанные к материальным, от этого очень страдали, и к тому имелись основания: кто прокормит крестьянина, кроме него самого? Защита в виде отрядов дворняг не помогала. Крайне озлобленные длительным сидением на цепи деревенские псы, по той же самой причине были весьма слабо развиты физически, и поутру хозяева часто находили их с перерезанными глотками и выпущенными кишками. В такой ситуации требовалось что-то срочно предпринимать. Жители собрались на сходку и, обдумав различные варианты, ополчились.

Война двуногих с четвероногими продолжалась относительно недолго и стала победоносной. Всего через пару месяцев часть киношных собак деревенские жители перебили, а часть – приручили. Особых потерь крестьянское воинство при этом не понесло, но в одном из ночных рейдов 25-летний плотник Вася случайно застрелил сухонького 65-летнего пенсионера по кличке Киссоныч, буквально с пятнадцати метров влупив тому заряд двенадцатого калибра в пунцовую харю. В произошедшем Киссоныч был виноват исключительно сам, поскольку вопреки договоренности, вместо того, чтобы стоять на фланге и загонять собак на стрелков, зачем-то полез в зону обстрела. Однако Вася получил 3 года колонии-поселения за убийство по неосторожности, так как районные официальные лица решили, что «в России во всем должен быть порядок» и нехорошо, когда труп есть, а наказанных – нет. Вдогонку от односельчан он получил еще кличку «Вася – прострели-рыло», которая затем привязалась к нему на всю жизнь и даже серьезно изменила последнюю.

Этот эпизод быстро стал новостью номер один, породив множество обсуждений – ведь в однообразной крестьянской жизни так не хватало острых новостей, которые бы могли развлечь народ. Но вскоре он также быстро и забылся, и деревенская жизнь продолжилась в прежнем, размеренном ритме, как будто и не было в ней никогда ни Васи, ни Киссоныча. О следах роковой ошибки напоминал только бережно подвязанный ствол молодого побега яблони, который, падая, сломал своим телом подстреленный Киссоныч, и который, как только тело убрали, был тут же вновь возвращен к жизни заботливыми руками хозяина участка по прозвищу Тихон.

Но сказать, что в деревне совсем не произошло никаких изменений, неправильно. Изменения произошли, да еще какие. По сравнению с ними простреленный колган Киссоныча выглядел сущим пустяком. В деревне полностью обновился кадровый состав собак. Предыдущее собачье сообщество практически иссякло. Его убыль началась еще во времена набегов на скотные дворы, а продолжилась во время противостояния и после него, так как новые псы, уже будучи прирученными и одомашненными, постепенно загрызли практически всех своих бывших оппонентов, когда и тех и других спускали ночью с цепи на прогулку. Отдельных друзей человека застрелили сами хозяева, если хотели сменить своих ординарных дворняг на лохматых собак-артистов из съемочной группы.

Жители старались не зря – уж больно хороши оказались пришлые собаки. Их отличал не только превосходный экстерьер и отменные физические данные, но и исключительная злобность. Постепенно таким собакам нашлось место на каждом дворе, а в большинстве случаев – даже нескольким. Собака в деревне являлась вовсе не роскошью, но острой необходимостью, так как процветало тотальное воровство и надо было от него защищаться. Воровали все – и те, кто занимался этим на постоянной основе, и случайные прохожие и проезжие, да сами жители не упускали случая попятить что-нибудь у соседа. Соответственно, чтобы заранее припугнуть потенциального вора, на заборах развешивали таблички с предупреждениями. Многие при этом старались выделиться, сделать табличку запоминающейся. В основном оригинальность касалась формы табличек, их размера и цвета. Содержательная же часть надписей не сумела воспринять печати творческого поиска. Но встречались и исключения.

Это мог наблюдать Вася-прострели-рыло, когда направлялся к своему другу Павлу по кличке «Додон». Васю освободили досрочно, так как родственники смогли собрать денег на взятку, и теперь, спустя полтора года, он снова шел по родной деревне, на каждом заборе читая ярко оформленные надписи: «Осторожно! Злая собака!». Или: «Злая собака! Осторожно!». Только в одном месте он прочитал: «Если пес тебя укусит, я скажу ему спасибо!». Конкурировать с этой надписью могла лишь другая, неподалеку: «Если пес тебя укусит, над тобой заржу как лошадь!». Она располагалась на калитке Павла-Додона.

Павел радостно встретил Васю, всем своим видом показав, что заржать он готов еще до того, как гостя укусил пес. Надо отметить, Додон сам чем-то напоминал лошадь – высокий, тощий, с длиннющей рыжей гривой. Глядя на него, многим приходила на ум фраза «конь в пальто». С Васей они дружили с детства и Додон был первым, к кому пришел Вася после освобождения из заключения.

Додон поставил на стол полуторалитровую бутыль самогона, приготовленного его матерью, Вася достал поллитровую бутылку, наполненную под самую пробку самогоном, который, соответственно, приготовила Васина мать. Началось застолье, Додон рассказывал Васе все деревенские новости за полтора года его отсутствия, а Вася описывал особенности жизни в колонии-поселении.

Одной из таких особенностей являлся запрет на употребление спиртного, в случае нарушения которого имелся риск загреметь в настоящую зону, поэтому пить следовало очень аккуратно. Несмотря на то, что Вася не страдал алкоголизмом, от этого запрета он очень страдал. Поэтому теперь, в гостях у Додона Вася, образно выражаясь, с наслаждением опрокидывал рюмку за рюмкой. Образно – потому что пили они из стаканов, похищенных в свое время Додоновой матерью из столовой детского сада. Во время культурных возлияний стакан считали рюмкой, если его наполняли не более чем на четверть.

Когда друзья садились за стол, им казалось, что говорить они могут вечно – столько нового накопилось с момента вынужденного Васькиного отъезда. Однако спустя всего пару часов за столом образовалась какая-то пустота, срочно требовавшая заполнения и еще более натягивавшаяся оттого, что не находилось чем ее заполнить. И тут с улицы раздался тонкий блеющий голос: «Будьте здоровы!». Додон выглянул в окошко. Во дворе стоял сухощавый пожилой человек с седой бородой, в очках с толстой оправой и довольно длинными седыми волосами, заплетенными сзади в косичку. «О! – обрадовался этому явлению Додон, – сейчас, Васька я тебе прикольного чувака покажу. Приехал один придурок из Москвы, я ему комнату сдаю. Какой-то он там экстрасенс, духовный лидер, член Общества истинных православных, почетный старец, специалист по карме и т.д. – черт его разберет! Рассказывает интересно, только не понятно ни хрена!»

Старец оказался за столом и Додон